— Только научиться и можно, — кивнула она, не отвлекаясь от экрана. — От рождения мы умеем только дышать, глотать и испражняться.
— Испра… А. Понял. Всё остальное надо освоить.
— Условный рефлекс, да, — похоже, уязвимость обнаружилась, так как она тут же перестала хмуриться. — Именно по этой причине вас не привили в колыбели ещё.
— В колыбели нельзя, — серьёзно ответил мальчик. — Иммунитет не справится, и мы все погибнем. Так нам объясняли.
— Любят у нас ответственные чушь городить, конечно… Иди сюда.
Скучно ждать завершения карантина, скучно сидеть безвылазно, скучно, скучно… Нет, жаловаться не на что — коробка во всех смыслах удовлетворяла ситуации: отыграть легенду стоило полноценно, а случись вдруг оказия с нежелательной фиксацией системами видеонаблюдения — и возникнут разные неприятные вопросы. В духе — а что это вы, дорогая Бусловских, забыли на юге города, когда по всем документам куковали в карантинном боксе Невской агломерации? Упс? Вот-вот. Так что сидим, ждём, машем и улыбаемся.
И всё же деятельная натура не даёт глядеть в стену попусту. Овощ бы завёл какой-нибудь ютубчик или официально одобренное, включил котиков, мальца бы рядом посадил — менталитет наш явно диктует, что деградировать в одиночку есть смертный грех. Ладно, ладно, овощ и в обычной жизни не сильно-то другим модус операнди может похвастаться. В отличие от деятельной натуры… Да-да, дурная голова ногам покоя не даёт. Нарвавшись раз так пять на доброжелательное требование мальчиков «сидеть и не рыпаться», она притихла. На целых полтора дня! Рекорд!
Это же так просто — сидеть, сложив лапки на коленках, и повторять себе: «я хорошая девочка, я веду себя спокойно», крутить Дине всякую анимированную дичь с пропагандой вместо сюжета и не отсвечивать. Кстати, вкладку с этим позором она не закрывала специально — в свободное время обязательно стоит полюбопытствовать, чем дышат авторы. Клюквенные псевдо-федеративные марши подложкой под истории о том, как мальчик отдал девочке последнюю фильтрующе-поглощающую коробку и велел служить верно? Попахивает расширенным сознанием.
А пока жертвой скуки одной не в меру живой девушки стала локальная сеть месткома. Ничего такого она наискать не планировала — проверка навыка, поддержка себя в форме. Просто полюбопытствовать, что здесь будет, когда махина агломерации закрутится в полную скорость. Например, такой простой вопрос — чьи апартаменты без ведома будущего хозяина они с мальчиком занимают сейчас?
Доступ есть, поглазеть можно и чуть позже. А пока, возвращаясь к вопросу о прививках — она альт-табнулась на браузер, вывела страничку вики с описанием исследования воздействия вакцины на человеческий организм.
— Садись. Если будет что-то непонятно — спрашивай.
— Хорошо, — по мере чтения лицо Дини приобретало очень странное выражение — нечто вроде жалости пополам с растерянностью.
Он читал долго. Старательно шевеля губами и возвращаясь раз за разом к началу абзаца, и чем дальше, тем меньше уверенности было во взгляде.
— Я ничего не понял, — наконец признался он. — Оно вроде бы и русскими словами написано, и читается вслух при желании, но…
— Лютая заумь, да. Хорошо, давай переведём с идиотского на человеческий. Суть в чём — перестройка организма требует и перестройки мышления. Изобретатели вакцины не смогли сделать так, чтобы вы не просто двигались быстро, но ещё и могли совладать с собой на таких скоростях — то есть, помимо естественно скорости, нужна ещё и реакция, и восприятие. Это понятно?
— Вроде бы… — неуверенно протянул он. — Но почему ты говоришь, что они не смогли? Смогли!
— Наверное, я не так выразилась. В общем, нужно было сделать правильно, а они сделали просто. Вместо того, чтобы идти долгим извилистым путём, они просто прорубили маршрут в нужную сторону — образно изъясняясь. Это повлияло и на механизмы закрепления навыков.
— Навыков?
— Их. Любых навыков, то есть, логического перевода знаний в практику, выработки привычки делать так, а не иначе, и так далее. Привитые думают и делают быстро, но ни к чему не привыкают и ничего не делают автоматически, машинально.
Диня задумался. Крепко так, основательно, подпирая кулаком подбородок. Выставил свободную руку перед лицом, сжал и разжал пальцы, повертел ладонью.
— Не понимаю, — признался он. — Без привычек, получается, вообще ничего сделать не получится, кроме как дышать, глотать, и ну…
— Ты считаешь, что двигаешь пальцем, да? На самом деле, ты отдаёшь приказ целой группе мышц — неосознанно, но привычно. А если хочешь, можешь последовательно напрячь или расслабить каждую мышцу из этой группы. С жеванием та же история. С хождением. С речью.
— Да-а? — мальчик на миг задохнулся от обиды. — Нас обманывали, получается? Но тогда почему нам говорили…
— Так эта информация из открытых источников. Кто угодно может зайти и посмотреть. С комма, с персоналки, откуда угодно. У вас там ничего такого не было, что ли?
— Нет, — Диня погрустнел, отвернулся, а выглядывающее из-под светлых вихров ухо порозовело. — Коммы дорогие очень, а нам не так много карманных денег давали. Я не хочу больше об этом говорить.
— Министерство сейчас — самая богатая структура. Не верю я, что они не могли обеспечить своих питомцев средствами связи.
Диня смолк окончательно. Ушёл в себя, может, или обиделся — Лера не знала.
«Никогда не умела нормально общаться с детьми, — досадливо поморщилась она. — Да и где б научиться, в семнадцать-то лет?»
— Я что-то плохое сказала? — молчание ответом. — Динь?
Он отвернулся окончательно. Но на подоконник не ушёл — то ли не захотел, то ли решил дать своей недогадливой опекунше шанс на диалог.
В комнате повисло молчание — глухое, тяжёлое, от которого, как от духоты, хочется распахнуть форточку. Только вот окна глухие, а снаружи ровно такая же тишина — повезёт, если рявкнут неподалёку сирены кареты за неугодными. Пиликнул и тут же полузадушенно смолк комм, лишь усугубляя неловкость.
«Требуется хороший снайпер, — что ж, у нелегалов свой особый спам. — Оплата в BTC или эфиром.»
Фыркнув, Лера удалила сообщение с биржи. Несмело коснулась плеча мальчика:
— Послушай, извини, — попросила она. — Не знаю, правда, за что — мы так мало общались, что я пока ещё не выучила как следует разрешения и табу. Ты в следующий раз говори, если тема неприятная, и ты не хочешь о ней говорить, ладно?
Молчание в ответ.
— Диня, не дуйся, — совсем упавшим голосом потребовала Лера.
— Я не дуюсь. Просто… Ну…
— Что?
— Мы не были там с самого начала.
— Разве? — удивилась она. — Мне казалось, что питомники…
— Приют для детей-сирот и так далее, — ровно ответил мальчик. — Мы там росли сначала. А в питомник приехали только-только вот.
«Что ж, логично, — с непонятной злостью согласилась Лера. — До бесчеловечия рационально и логично. Министерству нет нужды заводить себе инкубаторы по выращиванию новых монстриков — с той пафосной чушью на экранах они могут ездить в турне по приютам, и отбоя от желающих не возникнет».
— А в приюте у нас был только старый компьютер в библиотеке, но туда очередь постоянно, и офицер-надзиратель смотрит, чтобы не ходили куда не надо, — всё с тем же равнодушием продолжил мальчик. — Негде нам было посмотреть «открытые источники». Что говорил офицер, то и правда.
— Прости… — покопавшись в рюкзаке, она добыла конвалюту с аскорбинкой. — Хочешь конфетку?
— Это таблетка, — осторожно покосившись через плечо парировал Диня.
— Это аскорбинка. Вкусная! Вот, смотри, сама пробую. — Она закинула сразу две штуки в рот, протянула початую пачку мальчику. — Бери, не стесняйся.
Он и взял.
— Вкусно, — с неохотой признал он.
— Ну что, мир?
— Угу.
— Ладно, тогда продолжаем перевод статьи. Принципы работы привычек понятны не до конца, хотя учёные считают, что это перевод сознательной работы в бессознательную. Ты неосознанно ходишь, дышишь; читаешь ты не по букве, а сразу словом, предложением или целым абзацем. Да со всем так! Если бы ребёнку в младенчестве поставили «прививку», он никогда бы не заговорил, не пошёл, не научился бы делать что-то бегло.