А думалось так, хотелось… Никуда не делись протоколы безопасной связи, дарк, дип — там до сих пор ждали зрителей фильмы, снятые ещё до войны, творения креаклов с вражеской стороны. Голубое небо, чистый воздух, ласковое солнце. И было у них всё так здорово, замечательно и просто! Просто захоти — и оно само срастётся. Просто раз — и сработало!
Не звучали над головой призывы, не промывала мозги мерзкая глазу сине-белая вёрстка: «Мечта исполнима! Любая мечта! Но для её исполнения необходимо зарядить удачу! Исполни для начала одно — нет! — семь желаний других людей! Сделай их счастливыми! Так ты зарядишь свою удачу достаточно, чтобы и твоё желание исполнилось!»
Да что за бред. Что за нелепые попытки возложить на плечи обычных обывателей ответственность за полную импотенцию властей по исполнению обязанностей? Что за нежелание дать людям просто жить?
Прислушавшись к царящей в парадной тишине, она выдавила из жёлтой конвалюты светло-синюю капсулу, закинула в драже, запила безвкусной дистиллированной водой. Доставка чуть ли не на дом, сервис! Всего-то — пробраться между бетонными плитами ограды агломерации, спуститься под землю и там, на лестнице, между третьей и четвёртой ступенькой, есть подвижный кирпич. Освобождение сознания и мыслей. Наркотик не новый, «обнажёнку» впервые использовали в допросах чуть ли не полвека назад. Но Лера предпочитала употреблять только в самых безвыходных случаях.
Вроде нынешнего. Мысли, рвущие и сбивающие с ног не хуже автопродува, бились в сознании чуть ли не с момента пробуждения. Свои? Чужие? Здесь-то и был главный страх — если не суметь разобраться, то идеи, приписываемые собственным памяти и опыту, вполне могут оказаться посеяны другими людьми. Даже если это Лис и Принц — менее жестокими и опасными они от того не становились. А девушка всегда предпочитала принимать решения только самостоятельно.
Системный блок истошно загремел архаичными кулерами, затрясся. И пора бы уже избавляться от всей этой чуши. Видео и камень на пассивках, накопители все на магнитных ячейках, единственным движущимся внутри корпуса оставались только эти кулеры — не такие уж и нужные, по сути. Но… Не хотелось. Порой в этой одинокой тиши становилось так мерзко и холодно, так хотелось услышать из-за шкафа «ЛерЛерыч, а посуду кто мыть будет?» — что орать от боли хотелось. Паскудное дребезжание систем охлаждения хоть как-то скрашивало ощущение собственной брошенности. Последнее оружие против тишины одиночества.
Она сгребла алую копну волос пятернёй, провела от лба к затылку. Выдохнула.
Одиночество и чужие мысли. Чужие идеи. Но фотография даже после десятка проверок оставалась настоящей. Не фейк, не фотошоп. Чуть выглядывающий из-под высокого воротника QR под левым ухом. К тому же, это разрешение…
Всё в прошлом. И орущий корпус, и размышления о внедрённых идеях, и даже одиночество. Она покосилась на архаичный телевизор, откуда на всю каптёрку вещал идеал пластической хирургии с декольте ни на миллиметр ниже дозволенных приличий.
— Ваши полномочия позволяют использовать транс-туннель, — уведомил капрал, возвращая ей карточку ID. — Тут, наверху, может быть опасно.
— Я осторожно, — пообещала она. — Путь знакомый.
Три года без выхода за границы агломерации. Бедный, бедный «чистовик», если бы он только знал…
Выжженная реальность, противная всему живому, убивающая как глоток бензина, как инъекция нефти внутривенно. Не кровь земли, а её желчь, её камни в почках и аура ненависти. Здесь даже небо становилось жёлтым, тревожным. А когда-то по улицам ходили люди, ездили автобусы и маршрутные такси, кто-то здесь влюблялся, плодил потомков, жил…
В табличку «улица Политехническая» врезалась пуля.
— Огужие да зебдю! — послышался приказ.
— У меня нет оружия! — закричала Лера.
— Огужие!
— Да нет у меня!
Теория разбитых окон — так, кажется, называлась теория из старой жизни. Лера, подняв руки, разогнулась, с лёгким холодком в желудке чувствуя сразу несколько потоков внимания — острых, режущих, как это бывает через целик и мушку насквозь архаичных АК-12. И тут же задохнулась от жалости пополам с омерзением, когда из-за баррикад показалась изломанная фигура безрайонщика.
— Чистенькая. — В отличие от своих клевретов, этот выражался ясно, не глотал буквы и окончания. — Сама пришла.
Гноящиеся глаза, прозрачная кожа в струпьях, полностью выпавшие волосы — и всё это на фоне дорогущих мехов и некогда брендовых кроссовок.
— Отпустите меня, — попросила она. — За мной «чистовики», я их уведу.
Активный фактор, влияющий на всё вокруг, изменяющий саму реальность. Среди чистеньких домов, порядка и правил люди не грешат так много и часто, как в таких вот районах-помойках. Отмена порядка отменяет и запреты в душах людей. Тех самых, что сами некогда провели сегрегацию, сами разделили достойных и не очень. Идеалы и герои — и… Несмотря на все чистки и патрули, в неразграбленных супермаркетах всё ещё оставались консервы, в области ещё хватало стратегических складов с цинками 5.45х39. А на ловца…
— А шо «щестовики»? — осклабился беззубой пастью один из клевретов. — Що они?
— Заткнись! — зашипел главарь. — Если она в самом деле их привела…
Слева и справа одновременно кровавым облаком взорвались бандиты, тени неестественно натянулись, длясь к Лере…
— Ходу! — рявкнул главарь, бросая под ноги несуразное устройство, прыжком разрывая дистанцию.
Лера, то ли по привычке подчиняться, то ли ещё из-за чего — а последовала приказу. Обернулась лишь через полсекунды — прямо за ними завязли в появившейся будто из ниоткуда желатиновой луже две расплывающиеся от скорости фигуры.
— Аксель!
— Есть, босс! — По луже ударило огнемётом, и фигуры, неестественно, металлически заверещав, испарились, не оставляя за собой и следа.
Будто и не было их.
— Достали?
— Ага, щас, — ухмыльнулся главарь, смахивая с уродливого лба крупные капли пота. — Пошли на дезактивацию и перезарядку, скоро вернутся.
— Но…
— Ходу, малая. Глубоко в безрайон они не сунутся!
Лера старалась не думать, заполошно ступая след в след за огнемётчиком, бежала как могла. А несколько минут спустя и это перестало иметь значение — остались лишь колота в боку, да задержки дыхания, покуда она, отодвигая респиратор, сплёвывала тягучую слюну на чуть ли не светящуюся мостовую «Политехнической».
Ещё пара минут…
— Аксель, — вдруг скомандовал главарь, и огнемётчик, резко обернувшись, обрушил тяжёлый приклад на голову Леры.
…
Она догадывалась и раньше, что не всё так просто во взаимоотношениях «горожан» и «безрайонщиков». Ожидала чуши в духе «дикого Макса», работорговли, удаления почек и тому подобной чуши, что так активно продвигалась на тех самых запрещённых раздачах фильмов из прошлого… На деле же всё чуточку отличалось.
— Чистая пришла за чистым, — доносилось сквозь глухой мешок на голове. — Платежеспособна. Приготовь детей.
— Босс, но…
— Приготовь детей, дура, — процедил знакомый голос. — Драндулет ждёт, но мы не можем их просто отправить.
— Поняла.
— Садись, — её с силой опустили в нечто глубокое и весьма удобное. Кресло? — Имя?
— Бусловских Валерия.
— Рейтинг?
— Девяносто процентов.
— Ух, мать. У нас тут стукачок! — развеселился незнакомый голос. — И что же ты забыла в диких землях, стукачок?
— Я…
— Не важно, — перебил её голос главаря. — Изъять карточку.
— Н-но… — Лера хотела возмутиться, спросить, как же она тогда сможет вернуться в город, в чистые агломерации — и прикусила язычок.
Не убивают, не разбирают на органы, не насилуют — и то хлеб. Жива, вот что главное. Остальное приложится.
— Приведи чистого, — приказал всё тот же голос.
Всё звучало слишком привычно, слишком банально. Будто безрайонщики чуть ли не каждый день вылавливают недотёп вроде неё! Привычная, наработанная механика подпольного взаимодействия между «чистыми» и «грязными».
— Дяденьки, я…
— Жаткнишь! — короткий мясистый звук удара. — Беждай!
— Хог.
— А што я, бош? Это…
— Хог! — рявкнул голос главаря. — Если ты его покалечишь или убьёшь — я с тебя сам шкуру спущу!