Анализ обстановки выгоревших помещений позволяет сделать вывод, что обе комнаты были подожжены умышленно с помощью предварительно разлитого из ламп керосина. Цель поджога также была очевидной: сокрытие преступником двойного убийства. Большая керосиновая лампа с отвинченной горелкой и приставшим к ней пухом, найденная в спальне генеральши на столике у кровати, и две малые лампы также с отвинченными горелками, обнаруженные на столе в девичьей комнате, не имели внутри ни единой капли керосина…
При осмотре флигеля полицейскими чинами запоры, преграждающие вход во флигель, были найдены неповрежденными, слуховое окно на чердаке было забито досками, оторванными позже пожарными, парадная дверь до приезда огнеборцев также была заперта. Ее позже открыл дворник Савельев.
Комод, стоявший недалеко от двери в спальне генеральши, был полностью уничтожен огнем. Среди его головешек были найдены четыре внутренних замка. У трех были опущены снычи. Это означало, что три из четырех ящиков комода либо были не заперты, либо их вскрыл злоумышленник. Вскрытые замки не имели повреждений. Стало быть, открывались они родными ключами. Деньги, процентные бумаги и ювелирные украшения, принадлежавшие генеральше Безобразовой, бесследно исчезли.
Далее Иван Федорович перечитал все газетные публикации, касающиеся двойного убийства. Поначалу их было очень много. Потом стало поменьше – общественность увлеклась похождениями великого князя в Париже, проживавшего в шикарных апартаментах и едва ли не ежедневно менявшего любовниц. Далее по теме двойного убийства в печатных изданиях наступило затишье. Лишь некто неугомонный д‑р Nemo, как он подписывал свои статьи в «Рязанском листке», время от времени возвращался к убийству во флигеле на улице Владимирской, публикуя свои измышления, претендующие на репортерское расследование, в коих вопрошал: когда же будет найден убийца или будет предъявлено кому-нибудь обвинение?
Пятнадцатого октября в связи с тем, что дело генеральши Безобразовой и ее горничной стал вести судебный следователь Рязанского окружного суда (д‑р Nemo не сообщал его имени и фамилии), во флигеле в присутствии понятых был произведен вторичный осмотр. Оказалось, что ключей от комода ни в вещах Безобразовой, ни где-либо в спальне нет.
– Вот оно как, – с чувством произнес Иван Федорович, любивший иногда поговорить сам с собой, а вернее, с оппонентом, сидевшим внутри него.
Нашли во флигеле два замочка от сгоревших шкатулок. Они были тоже отперты без повреждений. Ключей от шкатулок также не обнаружилось.
В спальне генеральши Безобразовой на кровати лежали разбросанные подушки. Две из них были распороты, пух из них вытряхнут. Сами наволочки имели кровавые отпечатки, верно, от рук убийцы. Очевидно, преступник, порешив старушку-генеральшу, искал спрятанные в подушках ценности. Но вот нашел ли он их – неизвестно.
Далее вторичный осмотр флигеля показал, что трубы в печах были открыты и дым вследствие наличия тяги выходил наружу. Наверняка это сделал злоумышленник. Кроме спальни генеральши, порядок нигде больше не был нарушен. Если не считать того, что в гостиной были расставлены ширмы, за которыми стояли застеленная кровать и стул, на котором лежало свежее мужское белье: Платонида Евграфовна ожидала рано утром двадцать восьмого августа приезда из Петербурга полковника Александра Осиповича Тальского, ее сына от первого мужа Осипа Зиновьевича Тальского. Значит, злоумышленник знал, где хранятся ценности старухи Безобразовой, если искал их только в спальне и нигде более.
При осмотре флигеля присутствовал Константин Леопольдович Тальский, племянник генеральши и муж домовладелицы Ольги Тальской, дочери генерала Безобразова от его первой жены. Когда судебный следователь задавал ему вопросы, Константин Леопольдович отвечал охотно, обстоятельно, а старушку-генеральшу называл не иначе как «матушкой», поясняя, что Платонида Евграфовна всегда была ему как родная мать и он, Константин Тальский, испытывал к ней самые теплые родственные чувства. Очевидно, судебному следователю эти слова показались наигранными, и он как бы ненароком спросил полковника Александра Тальского об отношениях его двоюродного брата Константина Леопольдовича с тетушкой. На что полковник, нисколько не сомневаясь, ответил: