С правой стороны постучали в окно. Я повернула голову. Мужчина лет сорока стучал в стекло и светил фонариком мне прямо в лицо. Я прикрыла глаза рукой.
Я напомнила самой себе кролика, попавшего в западню. Взглянула налево. Никого.
И тут я приняла решение: резко дернув дверцу машины, я выскочила и бросилась бежать. Но мне удалось пробежать лишь метра три. Сзади меня кто-то схватил, повалил на снег, и я услышала гортанный голос:
– Бери девку, и в машину. Живей! Живей!
«Что им от меня надо? Выкуп?»
Мне заломили руки и потащили почти что волоком к машине.
– Что… вам надо? – прохрипела я.
– Заткнись! – резко приказали мне. – Заткнись!
Я замолчала.
Меня втащили в джип и швырнули на сиденье. В машине было еще двое мужчин. Один сидел за рулем, мне был виден его стриженый затылок, заметила я и мощные плечи. Другой развернулся ко мне. Он был худощавым, на его левой щеке змеился шрам.
– Ну что?
– Ничего! – огрызнулась я. – Может, все-таки скажете, что вам от меня нужно? Деньги? У меня их немного… Но я…
– Заткнись! – голос у него был такой, что по моей коже побежали мурашки. – Сейчас все скажем. Ты… – он ткнул пальцем в меня. – У тебя есть фильм. О чеченских детях. Да?
Я молчала.
– Я спрашиваю: да?
Господи, но откуда они узнали об этом?! О нашем ролике? И зачем он им?
– Вы работаете на Хризенко или на Подгорова?
– Я тебя спрашиваю, а ты – отвечай. Поняла? Вопросы здесь задаю я!
И как бы в подтверждение своих слов он толкнул меня в плечо, которое сразу же сильно заныло.
– Фильм есть?
– Был.
Брови его взлетели вверх:
– Как – был?
Я сглотнула:
– Его у нас украли.
Никакой видимой реакции.
– Когда?
– Мы обнаружили это только сегодня.
– Ты врешь!
– Нет! – для большей убедительности я мотнула головой. – Это правда.
– Слушай! – он подался вперед, и его глаза расширились от бешенства. – Ты со мной в прятки не играй! Фильм должен быть у меня. Понимаешь?
– Зачем?
Он схватил меня за руку повыше локтя и больно сдавил. Я охнула.
– Где он?
– Да отпустите вы меня! – И я попыталась вырвать руку.
– Я же говорил: никаких вопросов!
Он отпустил мою руку и «просверлил» меня яростным взглядом.
– Хорошо. – Я тяжело дышала, пытаясь перевести дух. – Я больше не буду спрашивать.
– Я тебя спросил! – Он сделал ударение на слове «тебя».
– Я сказала правду: я не знаю, где фильм и кто его украл.
Наступило молчание: тяжелое, сумрачное. Во рту у меня пересохло.
«Неужели убьет?» – как-то равнодушно подумала я. Глупость какая-то! Неужели Хризенко и Подгоров пошли на такую явную уголовщину? Хотят меня свалить? Выставить мой ролик в Каннах и тем самым поднять свой рейтинг? Этот тип, судя по всему, мне не верит. И что дальше?
– Ладно, – он помолчал. – У нас с тобой будет уговор. Ты отдаешь мне свой материал через неделю. Если этого не произойдет, – и он улыбнулся, – сама понимаешь…
Словно пребывая под гипнозом, я кивнула. «Хоть бы отпустили живой…»
Он опустил стекло машины и крикнул кому-то:
– Забирайте!
Меня выволокли из машины и ухватили за шкирку. Тут уж я не выдержала.
– Сво-ло-чи! – протяжно всхлипнула я и ударила каблуком ближайшего ко мне парня. – Своло-чи!
От сильного толчка я приземлилась на четвереньки, мой взгляд упал на землю. В нескольких сантиметрах от меня лежал небольшой камень. Я схватила его и с силой запустила в того, кто минуту назад вытащил меня из джипа. Камень попал ему в шею, и парень охнул. Я вскочила и изо всех сил побежала к своему дому. Мне казалось, что вот-вот меня настигнут и поволокут в джип к тому типу на расправу. Я добежала до подъезда и обернулась. Никого! Мои преследователи уехали, я была одна. Мне нужно было вернуться к своей машине и взять сумку, в которой остались ключи. Мне не хотелось этого делать, но выхода не было. С соседями я не ладила и запасных ключей им не оставляла.
С опаской я приблизилась к своей машине. Дверцы с обеих сторон были открыты. Я взяла сумку, лежавшую на заднем сиденье, и, глотая слезы, быстрыми шагами пошла к подъезду.
В квартире царила сонная тишина. Я включила свет и увидела мигающий огонек на телефонной базе. Кто-то оставил мне сообщение на автоответчике. Это была мать, выговаривавшая мне за лекарство, которое я ей не купила, и за то, что я не приехала к ней с деньгами.
Отвечать и тем более оправдываться у меня не было ни сил, ни желания. Я разделась и пошлепала в ванную. Сейчас я приму горячую ванну, это придаст мне силы… мне хотелось очиститься. И физически, и морально.
«Доползти, а там уже можно умереть», – некстати всплыло в голове это выражение. Вопреки мнению медицинских светил, – что горячие ванны вредны для женщин после тридцати, – я любила понежиться в горячей воде, чувствуя, как ко мне возвращаются утраченные силы.