Ехать быстро он не решался — водителем был не слишком опытным, а дорога оказалась извилистой и слегка влажной от выползавших из ущелий языков тумана. Пристроившись за столь же осторожно ехавшим впереди «фольксвагеном», он аккуратно притормаживал на поворотах, чуть прибавлял скорость на нечастых прямых участках дороги…
Миновал красивый мост через Рону, слева остались пики Бернских Альп. Теперь до Мартиньи-Виль осталось совсем ничего… Увлекшись своими мыслями, Лосницкий не сразу обратил внимание на еще один автомобиль, который догнал их «спарку» и теперь неотрывно катил сзади. А когда обратил, занервничал.
— Ты не за мной случайно? — вслух спросил он, часто и нервно поглядывая в зеркальце заднего вида.
Какое-то время они так и ехали, втроем, заднее авто не предпринимало попыток обогнать передние. Лосницкий начал немного успокаиваться.
— Тоже, наверное, такой же Шумахер, как и я, — хмыкнул он. — Вот и тянется еле-еле…
Словно услышав его слова, водитель задней машины вдруг резко прибавил скорость. Это было сделано в тот момент, когда ехавший впереди «фольксваген» едва скрылся за одним из многочисленных скальных выступов. Мгновенно преследователь оказался рядом с «рено», за рулем которого сидел Александр, и начал теснить его к обочине. Тот недовольно, еще не сообразив, что происходит, взглянул на обгоняющую его машину и увидел, что из ее открытого бокового окна ему в лицо глядит черная точка ствола пистолета. Инстинктивно отпрянув, Лосницкий нажал педаль тормоза, отпустил руль и закрыл голову руками. Потерявшая управление машина вильнула в сторону, слетела с асфальта, сбив столбик ограждения, проскочила неширокую обочину и заскользила по крутому, слегка припорошенному снежком склону к пропасти…
— Черт, не успел выстрелить!.. Ну-ка, притормози на минутку…
— Ладно.
Машина, в которой ехали мужчины, получившие задание от «Джона» убить Лосницкого, съехала на обочину и остановилась. Пряча под полой пиджака пистолет, киллер едва не на ходу выскочил из нее, подбежал к обрыву. «Рено» не слишком быстро, не переворачиваясь, но безостановочно скользил боком, увлекая за собой поток влажных камней и снега.
— О, черт! — еще раз выругался киллер. — Как же это я так, не успел…
Он опять достал свой пистолет, вскинул его, сжимая рукоятку двумя руками. Всем телом откинувшись назад, он поймал на мушку удалявшуюся, подпрыгивавшую на неровностях коробочку автомобиля. Медленно нажал спусковой крючок. Потом еще раз, еще… Скалы дробно отразили эхо выстрелов.
— Машина идет! — крикнул ему водитель. — Уезжаем!
— Черт, черт и черт!..
Свидетели сейчас им ни к чему. Киллер торопливо вернулся к своему автомобилю, плюхнулся на место. Водитель тут же вдавил в пол педаль акселератора, круто развернулся и рванул назад… Со встречным автомобилем они разминулись тотчас, едва повернули за выступ скалы, который огибало шоссе.
— Вовремя слиняли, теперь даже если они что-то заметят, нас уже не вспомнят, — прокомментировал водитель. И тут же озабоченно поинтересовался: — Ну что там?
— Не знаю, — честно признался киллер. — Его машина до пропасти не докатилась. А попал я в нее или нет — не знаю. Далеко было… Да и подпрыгивала она на камнях…
Водитель покачал головой.
— Плохо… Ну да ладно, сейчас все равно уже ничего не поделаешь…
Какое-то время они ехали молча. Потом стрелок еще раз выругался. Водитель успокаивать не стал. Конечно, его главная задача состоит не в том, чтобы стрелять, а чтобы крутить «баранку». Да только работают-то они в паре, так что неприятности, которые теперь за неисполнение задания обрушатся на его напарника, рикошетом могут ударить и по нему. Слов нет, осечки случаются у каждого, да только лучше бы сегодня ее не было.
— А впрочем… — вдруг раздумчиво проговорил водитель. — Впрочем, кто его знает, может, оно и к лучшему. Может, местная полиция, если в машине не будет дырки, сочтет это за простое дорожное происшествие.
— Лишь бы этот русский подох, — мрачно отозвался киллер. — А я не видел, чтобы его машина упала в пропасть. — И опять со злостью повторил: — Черт, черт и черт!
МОСКВА. КАБИНЕТ ИНГИБАРОВА
Сергей Реисович Ингибаров смотрел на Вадима Вострецова своими черными непроницаемыми глазами и молчал. Этого взгляда Вадим боялся едва ли не больше всего на свете. Потому что молчать можно по-разному: благожелательно, рассеянно, раздраженно, осуждающе… Сергей Реисович всегда молчал одинаково. И потому никогда нельзя было понять, что именно кроется за этим молчанием.
Ну а теперь Вадим прекрасно понимал, что ничего хорошего начальник думать про него не может. Важный свидетель, который мог, мало того — должен был, оказать следствию огромную помощь, скончался непосредственно во время допроса, а потом на его же, следователя, глазах нелепо погиб врач, который этого свидетеля лечил… Какому руководителю понравится, если рядом с его подчиненным происходят такие события?..
Вадим даже предположить сейчас не мог, что в голове его начальника бродят мысли совершенно иные.
В свое время этого парня буквально навязали ему, Ингибарову, в отдел. Произошло это по банальной, извечной на Руси причине: когда-то отец Вадима Вострецова работал вместе с тогдашним начальником Ингибарова и попросил взять его чадо под свое крыло. Ну а Сергей Реисович никогда не любил папенькиных сынков, считая именно кумовство, семейственность и протекционизм едва ли не главными бедами всей страны. Так к подчиненному он и относился — с откровенной неприязнью и недоверием, будучи уверен, что из него никогда ничего путного не получится и его добровольный уход из отдела — только вопрос времени… А тот вдруг взял и раскрутил Барабаса. И теперь обратил внимание на шприц-тюбик, хотя вполне мог не заметить этого… Да, сегодня ему, Вадиму, повезло. Нет, не в том, понятно, что он стал свидетелем сразу двух убийств, а в том, что он заполучил в руки стопроцентное доказательство преднамеренности убийства. Так ведь везение в любом деле играет не последнюю роль. А уж в следствии…
Чего ему не хватает, Вострецову, так это уверенности в себе, умения отстаивать свою точку зрения… Да что там отстаивать — просто сформулировать ее, четко изложить. И теперь Ингибаров, глядя на неловко ерзающего под его взглядом парня, прекрасно отдавал себе отчет, что именно он в значительной степени повинен в том, что этот парнишка так его боится.
Вот и теперь, в данный момент, похоже, он опять передержал паузу.
— Ладно, Вадим, поиграли в молчанку и хватит, — подчеркнуто дружелюбно произнес Ингибаров. — Давай-ка быстренько, в темпе вальса, все, что у нас накопилось по этому делу.
— Да в том-то и дело, что у нас пока не так много чего имеется… — несмело пожал плечами Вострецов.
— Сам знаю, — Ингибаров перебил его без привычного в их разговорах раздражения. — И все-таки, давай рассказывай, что знаем и что ты думаешь. Любую бредятину неси, все, что ты думаешь…
Это было что-то новое. Вадим даже взглянул на начальника с некоторым удивлением, однако наткнулся на тот же непроницаемый взгляд и опять потупился.
— Мы проморгали самое главное, Сергей, — начал он. В отделе было принято обращаться к Ингибарову по имени, минуя непривычное для русского языка отчество. — Я не проверил заранее, по какой причине Штихельмахер оказался в кардиологическом отделении больницы, сочли, что это случайное совпадение. А он туда попал в предынфарктном состоянии. Причина — обыск, произведенный неизвестно кем и невесть по какой причине у него в квартире. Да что там обыск — полнейший разгром! Ребята из районного уголовного розыска решили, что это обычная квартирная кража — мол, какие-то домушники рассудили, что у еврея, который работает в «закрытом» НИИ, всегда найдется чем поживиться. Никаких посторонних «пальчиков» они там не нашли, осмотр произвели формально — тем более что сам пострадавший в это время находился в больнице и не мог рассказать, что и где лежало у него там ценного и что могли унести… Ничем не смогли помочь нам в этом вопросе и его дочь и внук, проживающие отдельно и считающие, что у покойного вообще ничего ценного никогда не было и быть не могло. Тут я, конечно, тоже сомневаюсь, было ли у него что-нибудь… А там кто его знает…