упомянуть о достоинствах, из-за которых эти вещи были приняты
и пропущены. НЕЛЬЗЯ ЖЕ ИЗОБРАЖАТЬ СЕБЯ
НЕПОМНЯЩИМИ ЛЮДЬМИ. ВЫ СЛУШАЛИ ВЕЩИ, ВЫ ИХ
ОЧЕНЬ ХВАЛИЛИ. ЭТО ОЧЕНЬ ВАЖНО. ТАК ВЫ ИХ ЗА
ЧТО-НИБУДЬ ДА ХВАЛИЛИ!
Значит, в них есть высокое качество. Не может быть, чтобы в них
не было их качеств. И это, несомненно, так и есть. Я в данном
случае говорю о кантате Локшина. Можно иметь какое угодно
суждение о ней. НО ЕЕ ОЧЕНЬ ХВАЛИЛИ, КОГДА ОНА БЫЛА
ПОКАЗАНА В СЕКРЕТАРИАТЕ. Предположим, что после этого
она бы с треском провалилась, освистана была всем собранием. И
то, в сущности, вы должны были бы искать причины этому – а
может быть, ее еще раз исполнить, тем более, что исполнена она
была совершенно неудовлетворительно и показана в
неблагоприятных условиях. Но она вовсе не была освистана. Она
очень многим понравилась. Я не хочу сказать, что это и было,
может быть, лучшее произведение, которое вы недооценили.
Совсем нет. Но в нем есть отличные качества – хорошие темы.
Тематически материал является очень хорошим по качеству.
Полифоническое мастерство тоже есть. Может быть, там есть
просчеты в оркестровке. Но ведь вы слушали с партитурой. Люди
слушали, видели, что там есть недоработки, могли посоветовать
что-нибудь.
Должен сказать, что я Локшина видел всего два раза в жизни и
слышал, что он человек высоко талантливый и отнюдь не слабый
в оркестровке. Какие-то были недостатки, но были и большие
достоинства. Мне кажется, что справедливо было <бы> отметить
и недостатки, и достоинства, а не так жестко* характеризовать
вещь, точно, ей Богу, композитор ввел в невыгодную сделку
Секретариат. Секретариат оказался виновным в том, что он
пропустил такую-то вещь! Вы вещь слушали, одобрили, в ней
были достоинства и недостатки, следовало отметить и то, и
другое. Иначе это несправедливо.
Я представляю себе - сам я написал какую-то вещь, мне после
этого опыта неудобно ее показывать в Секретариате. Если меня
побранят – пожалуйста, если похвалят – приятно, но ЕСЛИ
ПОХВАЛЯТ, А ПОТОМ ПУБЛИЧНО ЗАЯВЯТ, ЧТО ЭТА ВЕЩЬ
НЕ ТОЛЬКО ПЛОХАЯ, НО ЧТО ЭТО СТРАШНАЯ ОШИБКА,
ЧТО ЕЕ ПРОПУСТИЛИ – ЭТО, ПРОСТИТЕ, НЕ
ТОВАРИЩЕСКИЙ ПОДХОД. МНЕ НЕСКОЛЬКО ЧЕЛОВЕК
ЗАЯВИЛИ, ЧТО ПОСЛЕ ЭТОГО ОНИ НЕ ЗАХОТЯТ
ПОКАЗЫВАТЬ СВОИ ВЕЩИ.
Вот, в сущности, то, что я хотел сказать. Уже достаточно было
сказано, что мы не можем освоить всех проблем, и я не берусь
этого делать». (Аплодисменты).
В отчете о пленуме (Сов. музыка, 1950, №1, с. 49-50) дается
только краткий пересказ выступления Гнесина, причем делается
редакционная приписка: «Однако попытка <предпринятая
*Я цитирую текст стенограммы, в который были внесены правки рукой
М.Ф. Гнесина (РГАЛИ, ф. 2077, оп.I, ед. хр.329(1), л.59-62). До внесения
правки вместо «жестко» было «жестоко» (РГАЛИ, ф. 2077, оп.I, ед. хр.
327, л. 59-62).
Гнесиным> защитить от критики это неудачное произведение
<«Приветственную кантату» Локшина> оказалась в целом
малоубедительной».
На мой же взгляд, именно бесстрашное выступление Гнесина, не
побоявшегося столкнуть Хренникова с самим собой, уберегло
моего отца от самых скверных последствий, которые могло иметь
хренниковское политическое обвинение.
Далее, сопоставляя выступления Хренникова и Гнесина, нельзя
не придти к выводу, что Хренников взялся за уничтожение
Локшина не по своей воле. Видимо, из каких-то сфер (из
«органов» или из ЦК) поступил приказ и Хренников вынужден
был его выполнять. Но что явилось причиной такого приказа?
Думаю, что не только государственный антисемитизм или борьба
честолюбий. Уверен, что столкновение моего отца с «органами»,
произошедшее незадолго до пленума, сыграло решающую роль.
Уж слишком силен был удар по «Приветственной кантате» на
относительно миролюбивом пленуме и в слишком уж глупое
положение неожиданно был поставлен весь Секретариат.
Теперь – о последствиях. Конечно, заступничество Гнесина
принесло свои плоды. Хотя в Резолюции пленума
«Приветственная кантата» осуждается еще два раза (!), но уже
заодно с сочинением другого автора (Левитина), тон осуждения
мягче и, что самое главное, нет политических обвинений*. Затем
Мариан Коваль продолжает добивать сочинение моего отца,
* Сов. музыка, 1950, №1, с.55.
имитируя профессиональный анализ:** «Петь кантату А. Локшина
мучительно трудно. Хор в напряженном регистре,
маловыразительный по мелодии, выпевает нехудожественный
текст. Композитор сосредоточил свои помыслы на внешней