«Наверное, так и произошло это слово!» — подумал Ваня. Он вообще любил размышлять. Однажды они шли с мамой в Театр Зверей, когда малыш заявил, что вдруг понял, почему мужчины жмут друг другу руки.
— Наверное, — сказал он, — сначала, когда люди были первобытными, они при встрече сразу начали мериться силами или даже драться. А потом, когда становилось ясно, кто чего стоит, они уже начинали разговаривать. И теперь, в память о тех временах, мужчины жмут друг другу руки.
— Откуда ты это знаешь? Кто тебе про это рассказывал? — спросила скептически Ольга Васильевна.
И Ваня снова вынужден был заткнуться, потому что никто про это ему не рассказывал. То есть, про то, что были некогда так называемые первобытные времена, рассказывала ему, собственно, сама Ольга Васильевна, но про рукопожатия он придумал самостоятельно, поскольку книгу товарища Тейлора «Первобытная культура» ещё не была к тому времени прочитана ни одним из членов его семьи, ни говоря уж о нём самом, самостоятельно прочитавшим пока ещё только «Букварь» и «Азбуку», да и то под угрозой побоев. Поэтому тему, как обычно, пришлось закрыть.
С тётей Наташей же, напротив, всегда можно было поговорить хоть о динозаврах, хоть о пионерах-героях, и уж тем более, о мужских руках.
Так и жили они с дядей Володей в Царстве Женщин, которым неведомо кто управлял.
Между тем постепенно приближалось лето тысяча девятьсот семьдесят девятого года. Семья Лебедевых засобиралась на дачу. Несколько раз Ваня даже участвовал в вылазках за большими картонными коробками, что в изобилии водились на задворках мосторгов и продуктовых. Когда коробок набралось достаточное количество, в них начали складываться вещи: одежда, посуда, обувь и даже книги. Ваня также не покладая рук трудился в этом направлении. Свои игрушки ему пришлось собирать и разбирать несколько раз, поскольку срок переезда на дачу постоянно переносился. По всей видимости, все остальные члены его семьи никуда особо не торопились. В принципе, их можно было понять. Да и Наташа ещё не сдала летнюю сессию.
В то время Ваня ещё очень любил лето. Зимы в Москве семидесятых годов были холодные и со стабильным снежным покровом, появлявшимся, как правило, строго в середине ноября и безо всяких эксцессов державшимся строго до середины марта. Уже к началу первого весеннего месяца снег чернел, а к первому апреля окончательно исчезал. Лето же было тёплым и умеренно жарким. И вообще, летом Наташа начинала носить лёгкие платья и, что особенно грело Ванино нижнее сердце — босоножки. Кроме прочего, на даче в жаркие солнечные дни, каких было абсолютное большинство, Наташа ходила в купальнике. Ольга Васильевна ходила в купальнике только на пляж, да и то в закрытом. Наташа же предпочитала узкие короткие трусики и цветасто-декоративный бюстгальтер. Стесняться ей было нечего. У неё была отличная фигура, которую она любила демонстрировать при каждом удобном случае. Но едва ли она понимала, что на всём земном шаре не было особи мужского пола, столь же пылко влюблённой в её молодое стройное тело, как её родной племянник Ваня, который любил и вожделел свою тётушку настолько чистой священной похотью, какую можно испытывать, только не зная наверняка, что именно находится у неё между ног.
Да, он не знал этого, но был готов полюбить всё, что там бы ни оказалось. Вероятно, это было связано с тем, что он любил её душу. А чем же является Душа Женщины, если не её телом?..
26
«Я так и знала! Я же так и знала!» — всхлипывая, приговаривала Алёнка, продолжая гладить бельё. «Господи, конечно, на всё воля твоя! Гы-гы-гы, — снова вздрогнула она от собственных слёз, — ну как же мне плохо-то, Господи! Неужели же тебе всё равно? Я люблю тебя, Господи! Но ведь его же я тоже люблю! Чёрт бы нас всех побрал!» И в ту же секунду она случайно наехала утюгом себе на руку. Алёнка пронзительно взвизгнула, потрясла рукой в воздухе, поморщилась от запаха палёной пластмассы и коротко засмеялась тому, насколько внимательны к ней так называемые небеса.
«Чёрт бы нас всех побрал!» — в запале богоборческой истерики снова повторила она. Порывом внезапного ветра приподняло занавеску, которая тут же зацепилась за гладильную доску. Девушка попыталась было её поправить, но именно в этот момент её правая ножка выскользнула из тапочка, она потеряла равновесие, и вся честная компания: Алёнка, утюг и гладильная доска, к неописуемой радости торжествующего Мироздания рухнула на пол.