Заглянул на балкон. Там, завернутые в газету, лежали носки с оборками и – сокровище! – жвачка «Лав из».
«На подкуп», – догадался Генка.
Двор у девчонок не слишком отличался от «пацанячьего». Те же акации, тополя, детская площадка. Типовая – песочница «грибок», пара качелей, горка-«слоник», качели-доска, скамейка. Разве что двор был более тенистым и под окнами первого этажа напротив площадки, рассажен был красивый цветник, видимо, какие-то старушки постарались. Да, и старушек было больше, насколько успел заметить Генка. Штук пять у одного подъезда и три у другого. Видимо, между ними тоже была война – у первого подъезда стояло две лавочки, места было много, но те три старушки сидели отдельно.
Обычно Генка не тратил бы свое время на такую ерунду, как наблюдение за бабками. Но он был на посту – сидел на одной из качелей, – и уходить нельзя было. Он сидел там, как приманка, наживка – и одновременно, как охотник.
Сначала он хотел как следует раскачаться, но вспомнил, что он теперь Лена, и качался аккуратно, вытягивая носочки. В песочнице играла какая-то малышня, на скамейке сидела тетя в панаме и читала книгу, время от времени бросая взгляды на детей, словно пересчитывая. К Генке никто не подходил, да и вообще его возраста никого на площадке не было.
Он сунул руку в карман и нащупал жвачку. «Я могу ведь откусить половину и пожевать…» – только успел подумать он, как на краю двора появились две девчонки лет восьми-девяти.
«Аня и Соня, – вспомнил он инструктаж Вити. – Аня длинная, с косичками, Соня рыжая, им обеим по десять».
Гена принялся качаться максимально не заинтересованно, помня «легенду» про воображалу. Но краем глаза посматривал на девчонок. Те тоже сначала делали вид, что новая девочка не стоит их внимания, но периодически шушукались, и кидали взгляды на Гену. Потом рыжая Соня подошла к качелям, села на соседнюю.
– А тебя как зовут? – спросила она, не глядя на Генку, будто бы с деревом неподалеку говорила.
– Лена. – Ответил Гена. Голос у него еще не начал ломаться. Он дома потренировался говорить тоненьким девчоночьим голоском, получилось глупо, и звучало фальшиво, как у мышонка в мультике, которого озвучивала взрослая тетенька. Так что он решил не менять голос и говорить как есть.
К Соне подошла Аня и вот уже обе они уставились на дерево.
– А ты где живешь?
– В двадцать пятом, – не стал врать Гена.
– А чего тут качаешься? – Спросила Аня. Хотя имела в виду она, конечно, совершенно другое: «Вот и вали в свой двадцать пятый».
Гена сделал вид, что намека не понял.
– Там пацаны вредные. Не дают нормально играть, песком сыплются. Обзываются.
Тут Гена удостоился, наконец, прямого взгляда от Сони. Она со свистом втянула воздух в щель между зубами и сказала:
– Вот козлы.
Генка промолчал, но кивнул. Волновался он лишь самую капельку – сердце билось чуть быстрее, и все. В конце концов, хладнокровие – главное качество шпиона. Если бы он был в себе не уверен, если бы не знал наверняка, что сумеет справиться с эмоциями, он бы и браться не стал. Но он был уверен. Он давно заметил за собой это умение быть внешне спокойным и даже внутренне, еще с детсадовских утренников; в то время как другие дети краснели, мялись, забывали слова или даже вовсе падали на пол в истерике, пытаясь избежать «выхода на сцену», Гена быстро выбегал на середину зала, читал стишок и спокойно уходил. В школе было то же самое – Генку назначали конферансье, он читал стихи на всех праздниках, выступал перед «старшими товарищами комсомольцами» на линейке, и так далее. Классные руководительницы нарадоваться не могли.
Так что Генка был, как удав. Очень расчетливо он засунул руку в карман и достал жвачку. Покрутил в пальцах, чтобы было видно.
– Ла-авиз… – протянула уважительно Соня. Аня обернулась.
– Хотите? – Равнодушно спросил Гена. – У меня дома еще есть.
– Давай!
Девчонки разделили жвачку на двоих и принялись рассматривать вкладыш.
– Чего тут написано… – пробормотала Аня.
Гена протянул руку:
– Дай, прочитаю. – Взяв вкладыш, произнес по слогам: – Лав из уэн юр фит лив зе граунд. Значит «Любовь это – когда ноги…» Нет, «когда земля уходит из-под ног».
Соня округлила глаза.
«Теперь точно поверят, что меня воображалой обзывали», – подумал Гена.
– Любовь это когда прыгаешь, что ли? – недоверчиво фыркнула Соня.
– Тут так написано, – пожал плечами Гена.