Из Якутска мы выехали на автомашине, а затем поехали на оленях. Сани, или, как их называют в Якутии, нарты, очень легкие, даже девчонка подымет их одной рукой. Оленям такие нарты везти вообще ничего не стоит. Мчатся, как легковой автомобиль. Даже дух захватывает.
На третий день мы приехали на Полюс холода, в якутское село Оймякон. Ну и морозы! Посмотрели на термометр и даже обмерли — семьдесят градусов! Таких морозов, как в Оймяконе, нигде нет. Здесь даже слышен шепот звезд. Когда человек дышит, теплый пар изо рта мгновенно превращается в крохотные, незаметные для глаза кристаллики. Кристаллики эти и разговаривают друг с другом, шелестят, как листья на ветру.
Долго люди не могли разгадать, кто такой шепчет на морозе. Посмотрят вверх — звезды перемигиваются друг с другом и как будто рассказывают что-то по секрету. Вот и решили: это дело звезд. Они шепчутся. После уже ученые разгадали тайну и сказали: «Звезды тут ни при чем, и наговаривать на них не стоит».
Я думала, что на Полюсе холода нет никакой жизни — все замерзло и оледенело. Оказалось, нет. В Оймяконе живут якуты, эвены, эвенки, русские. Они разводят оленей, коров, пашут землю. Лето на Полюсе холода очень жаркое. Можно выращивать капусту, огурцы, помидоры. В Оймяконе есть клуб, школа и даже радиотелеграф. Из Оймякона я послала телеграмму: «Привет москвичам с Полюса холода».
Отец писал: когда мама получила телеграмму, она прибежала на почту и сказала:
«Где тут телефон? Я хочу разговаривать с Полюсом холода. У меня там единственная дочь замерзает!»
Телефонистки только плечами пожали и посоветовали ей сходить в радиокомитет.
«Там вам дадут микрофон, и говорите себе по радио сколько вздумается. Можете даже стишок рассказать или песенку спеть».
Мама очень рассердилась на телефонисток.
«Я вам не Лемешев, чтобы песенки распевать! — сказала она. — Быстрее вызывайте Полюс холода. У меня мясо на плитке подгорает».
Успокоил маму только начальник почты.
«Гражданка! — сказал он. — На Полюс холода провода еще не проведены. Когда проведем, тогда пожалуйста, дадим Полюс в порядке живой очереди. А сейчас можете и не просить».
Вера усмехнулась и добавила:
— Тому, что писал папа, вы не особенно верьте. Он большой выдумщик. Ему бы, по всем правилам, не токарем быть, а писателем…
Фальшивый доброволец снова не утерпел. Он покосился на старичка с зеленоватой бородкой и сказал:
— Знаем мы эти полюсы и шепот звезд! Прикажут тебе на полюсе работать — сразу другим голосом запоешь!
Девушка тряхнула волосами и дерзко посмотрела на болтуна.
— А мне и приказывать не надо. Окончу институт, сама туда попрошусь.
Фальшивый доброволец открыл рот, чтобы прокаркать свое: «А я вот не верю, и все», но в это время из репродуктора, который висел у нас над головой, грянул сердитый голос диктора, и мы узнали, что поезд приближается к станции Тайшет. Во всех купе, будто сговорившись, зазвенели чайники, с верхних полок запрыгали пассажиры. Фальшивый доброволец тоже взял свой огромный медный чайник, открыл крышку и заглянул туда, будто в колодец.
— А ну, парень, давай дуй за кипятком.
Ох, и надоел же он мне со своим кипятком! Как станция, так и беги к кранам, стой в очереди. Принесешь кипятку, фальшивый доброволец разложит на коленях платок с хлебом и давай пить стакан за стаканом. Уничтожит всю воду, а потом только и знает, что в уборную бегает. Пассажиры просто из себя выходят.
— Почему уборная все время закрыта? — спрашивают.
— Фальшивый доброволец там заседает!
Когда поезд остановился, я схватил чайник фальшивого добровольца и побежал по перрону. Даже кепку, с которой никогда не расставался, оставил в вагоне. Тут-то и произошла у меня необыкновенная и удивительная встреча с Люськой Джурыкиной, ее отцом и матерью. Я знаю, что вы недоверчиво улыбаетесь и думаете: «Зачем же так безбожно врать?» Нет, не вру. Думайте что хотите, но удивительные и неожиданные встречи бывают не только в книжках, но и в жизни.
Вначале я тоже сомневался. Думаю: или мне мерещится, или это двойники — то есть люди, которые абсолютно похожи на Люську, ее отца и мать. Но ведь даже в книгах не бывает, чтобы человек встретил в одну и ту же минуту трех двойников.
Может, я с ума сошел?
Подергал себя за ухо. Ухо на месте. Люська, ее отец и мать тоже на месте. Стоят около забора и с любопытством смотрят в мою сторону. Что же делать? Может быть, подойти к ним, что-нибудь соврать, спросить: «Куда едете? Какая в Москве погода»?
Нет, этого, пожалуй, делать не стоит. Сразу же заинтересуются: «Куда? Зачем? И где твои почти совсем новые желтые ботинки?»
Лучше уйти подальше от греха.
Недолго думая я повернулся и быстро зашагал обратно, к своему вагону.
Но, видно, Люська не зря носила очки. Она узнала меня и закричала на весь перрон:
— Геночка, здравствуй! Иди сюда!
Размышлять, или, как говорят, взвешивать все обстоятельства, было некогда. Я взял ноги в руки и помчался мимо вагонов, расталкивая и сбивая с ног пассажиров.
— Держи его, держи! — услышал я сзади голос Джурыкина.
Не успел я добежать до своего вагона, как Люськин отец настиг меня, схватил за шиворот и грозно сказал:
— Стой, стервец!
Мгновенно нас окружили пассажиры. В толпе мелькнула красная фуражка милиционера.
— Граждане, не толпитесь! Попрошу!
Меня вели, по перрону, как страшного преступника: справа Люськин отец, слева — милиционер с расстегнутой кобурой. Мое путешествие в Москву, пожалуй, закончилось.
Один за другим побежали мимо нас вагоны: второй, третий, четвертый. На подножке седьмого вагона стоял фальшивый доброволец. Он размахивал рукой и выкрикивал только мне одному понятные слова:
— Мальчик, чайник! Мальчик, чайник!
Так тебе и надо. Будешь знать, как удирать из Сибири.
Глава пятнадцатая
МЕНЯ ХОТЯТ ПРИВЯЗАТЬ К ЧЕМОДАНУ. ПО НОВОЙ ДОРОГЕ. СОВСЕМ КАК В СТАРОЙ КНИЖКЕ…
Меня привели в отделение милиции и посадили на длинную скамейку.
— Где он украл у вас чайник? — спросил Джурыкина сержант милиции.
— У меня не было никакого чайника, — ответил Джурыкин.
— А почему же вы кричали «держи»?
— То есть как — почему? Он удрал от отца, с Братской ГЭС. Разве вы не видите? Посмотрите на него!
Сержант осмотрел мои грязные, растрескавшиеся ноги, засаленную рубашку и почесал в затылке.
— Так вы, значит, его отец?
Джурыкин поморщился, как будто разжевал гнилой орех.
— Еще чего не хватало! Разве у меня может быть такой сын! Я просто хороший знакомый. Еду добровольцем на Братскую ГЭС.
Теперь уже поморщился сержант. Он укоризненно посмотрел на Джурыкина и сказал:
— Вот видите, гражданин, какие у вас знакомые…
— Какой он знакомый! Хулиган, и все!
— Гражданин, попрошу не путать! Вы только сейчас сказали: «Хороший знакомый». Я не глухой.
— Я не про Генку говорю. Про отца.
— Ах, про отца. Это дело другое. Что же вы намерены делать с этим беженцем?
Джурыкин впился в меня глазами:
— Если бы мне разрешили, я бы его убил.
Лицо сержанта помрачнело. Он прошелся по комнате снова сел к столу и начал барабанить пальцами по толстому, в чернильных пятнах стеклу.
— Так что же все-таки вы хотите с ним делать?
— Повезу к отцу. Пусть сам расправляется.
— А если сбежит?
— Не сбежит. Веревкой к чемодану привяжу!
Сержант вздохнул, вырвал из блокнота листок и протянул Джурыкину:
— Пишите расписку.
Джурыкин обмакнул перо и задумался.
— А как ее писать, в какой форме?