В самом осажденном Ленинграде от голода, связанного с блокадой, умерли сотни тысяч, в результате воздушных бомбардировок и артиллерийских обстрелов погибли десятки тысяч жителей города — всего больше миллиона. В дни нечеловеческих испытаний, когда человек, шедший на работу, был похож на бесплотную тень, когда люди могли превратиться в нелюдей, и такие случаи тоже были, более всего, кроме лишней крошки хлеба, ценились помощь, простое человеческое участие и… нечто более высокое, чем простая повседневность.
В городе работали все десять действующих храмов, куда женщины в первую военную Пасху смогли принести на освящение «куличи» — кусочки черного хлеба, выданные по карточке. Ольга Берггольц читала по радио в прямом эфире свои стихи. Работал Театр музыкальной комедии. В филармонии была исполнена Седьмая симфония Дмитрия Шостаковича. Ленинградские издательства продолжали выпускать книги.
Студенты Ленинградского медицинского института имени Ильи Мечникова, как о том сообщает современный сайт Северо-Западного государственного медицинского университета им. И. И. Мечникова, мало того что дежурили в госпитале по вечерам и в ночные часы, но еще и вязали подарки для подопечных. Собирали у преподавателей и медперсонала шерстяные вещи, распускали их и вязали из этой шерсти для бойцов носки, варежки, шарфы, которые дарили на память при выписке…
…Как странно сравнивать планы по уничтожению целого города, непременно вместе с людьми, разработанные по указанию Гитлера, вождя многотысячных армий, солдаты которых в каждое отвлечение от войны на исполнение, извините, естественной надобности видели на пряжках своих ремней неплохие, в сущности, слова о себе и Боге: Gott mit uns, — и эти варежки, связанные голодными студентками атеистической страны для красноармейцев, уходящих из госпиталя, где более или менее тепло, где койки, где кормят, где лечат, — на фронт, навстречу смерти, которую несут хищники, у которых на брюхе выпирает слово Gott: «С нами Бог»… Чудны дела твои, Господи.
29 марта 1944 года Государственный комитет обороны СССР примет решение «О первоочередных мероприятиях по восстановлению промышленности и городского хозяйства Ленинграда в 1944 году», и уже в 1945 году ленинградская промышленность выполнит план по выпуску валовой продукции на 102,5 %, с превышением. Ленинград восстанавливался после блокады даже быстрее, чем можно было ожидать. Были отремонтированы тысячи зданий, стали появляться вновь построенные дома, были проложены новые улицы и проспекты.
…Вот какой это был город, на один из вокзалов которого прибыли из Свердловска Вера Ивановна с маленьким сыном.
Но сначала мать с сыном вернулись в Чудской Бор — ни в забытом Верой Выборге, ни в предвкушаемом Ленинграде их никто не ждал.
— Мои родители тут, в Чудском Бору, так и жили. Приняли меня, плакали, что, слава Богу, я приехала, обрадовались внуку, — говорит Вера Ивановна.
Отец уже отремонтировал дом. Жить Вере с сыном было где. Но где работать? На Урале ей довелось потрудиться даже в детском садике. А сейчас куда было идти товароведу с дипломом? Попытаться устроиться в поселках вокруг Любани и в самом городе? Но это означало одно: каждый день приходилось бы идти по невозможной дороге до шоссе 8 километров и столько же вечером обратно. Эта грунтовая дорога еще до войны раскисала от самого малого дождя, а немцы на мотоциклах разбили ее вконец.
Однажды весной сестры Вера и Люба отправились в город за овощной рассадой, и Вера, всегда чисто и тщательно одетая, конечно же, надела белые туфельки. Корзинки с рассадой они, разумеется, до дому дотащили, в них зеленело благосостояние семьи на месяцы вперед, но каково было им шагать то по грязи, в которой катались бревна, то по канаве вдоль дороги, да к тому же в сером весеннем мареве, еще до внятных белых ночей! Страшно же. Тогда много ходило слухов, возможно, небеспочвенных, о том, что какие-то бродячие негодяи насилуют и убивают женщин. Дошли, наконец, до дому — замерзшие, грязные — а мама Настя их ждет, встречает. Тут же налила в таз горячей воды, сестры вымылись, насухо вытерлись — и скорее на русскую печку, греться. А человек, который заставит наконец местные власти построить нормальную дорогу, которую назовут Селезнёвкой, — через полвека, не раньше, когда будет четвертым человеком в государственной власти, — не дождался мамы и тети и уснул: Гена тогда еще и в школу не ходил. (Между прочим, и в городе Серове на Урале тоже есть Селезнёвская дорога, а сам он там почетный гражданин; в Чудском Бору Геннадий Николаевич построил к тому же и школу.)