При такой постановке антисемитами еврейского вопроса ни для кого не могло быть сомнения, что с победой революции восторжествует и дело еврейской эмансипации. И действительно, 27-го сентября 1791 г. евреи были уравнены в правах с остальным населением Франции. Когда клерикалы стали протестовать против «поспешного» декрета об уравнении евреев, депутат Реньо воскликнул: «Я не требую, чтобы были призваны к порядку все те, которые дерзнут говорить против этого предложения, ибо, нападая на это предложение, они тем самым нападают на конституцию». На следующий день антисемиты всячески старались убедить Национальное собрание пересмотреть и дополнить декрет. «Необходимо — говорил кольмарский депутат Брольи — принять меры к тому, чтобы декрет не имел печальных последствий в Эльзасе». Особенно резко выступил против равноправия евреев депутат Ревбель. «В виду того, что вчерашний декрет был принят без дебатов, без предварительной редакции, без обсуждения и в виду того, что он может иметь очень грустные результаты, я надеюсь, Национальное собрание позволит мне вернуться к обсуждению редакционной его стороны». Шум левых вынуждает, однако, оратора остановиться: со всех сторон ему кричат, что декрет принят и не подлежит больше обсуждению. «Если вы отказываетесь дебатировать этот вопрос, будьте уверены, что в моей стране враги общественного порядка сумеют убедить крестьян, что ростовщики нашли в лице Национального собрания могущественных защитников своего жалкого дела… Если Собрание не хочет меня слушать, я делаю его ответственным за те беспорядки, которые может вызвать в Эльзасе вчерашний декрет». И Ревбель рисует картину эксплуатации евреями эльзасских крестьян, задолжавшихся на целых 15 млн. франков. Необходимо, по мнению Ревбеля, пересмотреть этот долг, и если окажется, что евреи брали чрезмерные проценты, то сделать соответствующие изменения в долге. «В противном случае, — воскликнул Ревбель, — вы оттолкнете от конституции весь Эльзас. Скажут: виновато Национальное собрание, которое делает все для ростовщиков и нисколько не заботится о наших несчастиях». Речь Ревбеля произвела на Собрание тем большее впечатление, что оратор принадлежал к левым и только в еврейском вопросе шел заодно с клерикальной реакцией. Усилиями Ревбеля удалось вырвать у Национального собрания декрет о пересмотре долговых обязательств, выданных евреями. С уравнением евреев в правах с прочим населением Франции антисемитская агитация заметно ослабла и только некоторые клерикальные газеты изредка жаловались на «враждебные религии секты»; предсказания Ревбеля о погромах в Эльзасе не оправдались, и даже реакционный «Le Mercure Universel» вынужден был признать, что «декрет 27 сентября не вызвал в Страсбурге той сенсации, которой так опасались добрые патриоты». Возникшая война отодвинула на задний план еврейский вопрос, тем более, что евреи наравне с санкюлотами охотно жертвовали жизнью за возрожденное отечество, давшее им все человеческие права. Участие некоторых богатых евреев в подрядах для армии вызвало кое-где антисемитские чувства; так, например, департамент Мерты решил «сослать всю еврейскую нацию»; это постановление было одобрено и якобинцами г. Нанси. Парижский якобинский клуб, однако, «с ужасом» отнесся к этому решению, столь противоречащему справедливости, гуманности и интересам страны». «В настоящий момент — говорил на заседании якобинцев Бурдон — по меньшей мере 2000 евреев сражается в рядах нашей армии, и мы совершили бы величайшую несправедливость, если бы лишили нацию этих преданных и храбрых граждан». Однако, обвинения против поставщиков-евреев не прекращаются: народный представитель пирейнской и мозельской армий Бодо пишет директору «Journal de hommes libres», что «евреи предпочитают деньги любви к отечеству и жалкие предрассудки указаниям разума». Недоволен поведением евреев и Карно, представитель Конвента при северной армии; по его мнению, евреи на полях битвы занимаются спекуляцией бумажных денег и обогащаются за счет казны. Народный представитель Лоран издал 16 мес. II года в Монсе прокламацию, под угрозой смерти запрещавшую евреям следовать за северной армией. Эти одинокие жалобы на «еврейскую алчность» проходили почти бесследно, тем более, что они вызывались единичными фактами и встречали самый энергичный отпор со стороны революционного народа, между прочим, и со стороны парижской коммуны. Антисемитизм был совершенно чужд Законодательному собранию и Конвенту, и если евреи кое-где страдали во время господства террора и в эпоху провозглашения Высшего Существа, то они страдали не как евреи, а как «обуреваемые старинными и бессмысленными предрассудками» люди. Революционные власти с доверием относились к «республиканцам и философам бывшей еврейской религии», нисколько не сомневаясь, что они охотно принесут на алтарь отечества «свои мистические хартии и устарелые предрассудки». Если евреям и не всегда легко было заявлять, как это сделал раввин Соломон Гессе, что «у них теперь нет другого Бога, кроме Бога свободы, и другой веры, кроме веры в равенство», то, с другой стороны, их немногочисленность и преданность новому режиму ослабляли надзор антирелигиозных властей за ними и позволяли им втихомолку соблюдать все важнейшие предписания иудейской религии. Правда, некоторые синагоги вынуждены были выдать «крикунам клубов» св. свитки, но, в общем, евреи страдали за свои «предрассудки» гораздо меньше, нежели католики и даже протестанты. После 9-го термидора клерикальная реакция подняла голову, и католическая пресса опять заговорила антисемитским языком. «L’Ami des lios» не удовлетворяется одной клеветой на евреев и предлагает ввести особый налог на них. Один из членов совета 500, некто Даррак, выступил в 1797 г. на заседании совета с резкой речью против евреев, но был призван к порядку за то, что «совершил политическое богохульство, упорно считая евреев евреями в то время, когда на них должно смотреть, как на французов». Наполеон на первых порах относился сравнительно благосклонно к евреям, а с 1806 г. в его отношениях к ним сразу произошла крупная перемена под влиянием, во-первых, жалоб эльзасских крестьян на ростовщичество евреев, и, во-вторых, различных донесений административных лиц. Эльзасские крестьяне, успевшие за дни секуляризации церковных земель и экспроприации эмигрантских скупить земли на 60 млн. франков, отказывались заплатить евреям ссуду в 9,5 млн., утверждая, что евреи их эксплуатируют и что с них взимают слишком большие проценты. Сенатор Келлерман в донесении к императору Наполеону об эльзасских евреях поддерживал во всем недовольных крестьян и резко осуждал поведение евреев; префект департамента Мерты говорил, что из всех евреев, живущих в его департаменте, лишь небольшая часть