— земледельцы, остальные же ничем не отличаются от эльзасских евреев. Поступали также жалобы на евреев из департаментов Мозеля, Верхнего и Нижнего Рейна, Вогезов, Рура и Саара, — словом, из всей восточной Франции, как бы по сигналу разбогатевших эльзасских крестьян, не желавших выполнять свои обязательства, шли официальные антисемитские донесения, тем более подозрительного характера, что как раз в это время возникла и резко антисемитская литература. Бональд в «Sur les Juifs» доказывал, что Национальное собрание совершило с экономической точки зрения большое преступление, уравняв евреев в правах с католиками, и что на место аграрного феодализма, по вине революционеров 89 г., возник в Эльзасе плутократический феодализм. «Евреи остались тем, чем они всегда были, — пишет Бональд; — за восемь лет эмансипации они приобрели столько, сколько без нее они приобрели бы лишь за 100 лет. И, что всего хуже, виды на будущее крайне печальны, так как рост еврейского населения увеличивается с неимоверной быстротой. Запретить евреям вступать в брак есть, конечно, варварство, которое может быть продиктовано лишь соображениями высшей справедливости: необходимо сохранить Францию для французов, Германию для немцев и не заменять коренного населения этих стран пришлыми евреями. Но помимо своих хищнических инстинктов и чрезмерного роста евреи в силу своей религии являются вредным элементом: «последователи Моисеева закона не могут быть и никогда не будут гражданами в христианском обществе; они прежде всего должны сделаться христианами… И если некоторые христиане относятся благосклонно к евреям, то это объясняется их ненавистью к христианству». И Бональд приходит к заключению, что «евреи никогда не будут французскими гражданами, и что христианское правительство, имея честь управлять христианами, ни в коем случае не отдаст своих подданных в руки последователей враждебной христианству религии». Не менее резко выступил против евреев парижский адвокат Пужоль. «Евреи, — говорит Пужоль, — неисправимые ростовщики, по крайней мере те, которые живут в Эльзасе; ростовщичество является наследственным пороком евреев, и они не могут, даже при искреннем желании избавиться от него». Пужоль разделяет взгляд Бональда на еврейскую религию и считает ее антисоциальной, стоящей в полном противоречии с принципами, на которых зиждется современное христианское общество. Повторяя в гораздо менее блестящей форме антисемитские доводы Бональда, Пужоль выдвигает и новые, пользуясь донесениями префектов восточных департаментов. «Как можно допустить к общественным должностям людей, которые состоят шпионами у наших врагов и язык которых облегчает всякую измену и передачу различных государственных секретов? Не естественно ли принять против них особые меры, создавать с этой целью исключительные законы?» И Пужоль идет далее Бональда, предлагая включить в число подлежащих различным ограничительным законам и крещенных евреев, «ловкость которых не должна спасти их от суровости закона». Так антисемиты перестали довольствоваться одними нападками на евреев и предлагали вернуться к дореволюционному времени. Эта смелость антисемитов вызвала целый ряд статей в пользу евреев: аббат Грегуар в своих «Observations nouvelles» обвинял христианские народы в том, что они своими преследованиями и гонениями довели евреев до того состояния, которое они же теперь ставят им в вину. Жюстьен-Ламуре и Родриг доказывали, что большинство обвинений, возводимых Рональдом и Пужолем на евреев, совершенно ложно, и если среди эльзасских и немецких евреев попадаются люди недостойные, то в этом прежде всего виноваты те условия, в которых евреи жили столько веков. Доводами за и против евреев пестрели столбцы многих газет и журналов 1806 г., и еврейский вопрос, совершенно заглохший со времени декрета 27 сентября 1791 г., снова занял видное место в общественной жизни Франции и не мог не обратить на себя внимания Наполеона, который немедленно решил принять против евреев самые строгие меры. Секция внутренних дел государственного совета должна была выработать соответствующие постановления, и докладчик ее, Моле, предложил подчинить евреев исключительным законам. «С презрительной улыбкой» выслушали члены секции доклад Моле, видя в нем «не то передовицу какой-либо газетки, не то эквилибристику, достойную Бональда или журнала «Decade», и не сочли нужным возражать докладчику, так как его предложение должен был еще рассматривать государственный совет в полном составе. На заседании совета Реньо в общих чертах коснулся доклада Моле, не желая подробно останавливаться на том, что противоречило всеобщему мнению и что шло в разрез с принципом свободы совести и культов. После речи Реньо, резко осуждавшей доклад Моле и вызвавшей общее одобрение совета, архиканцлер Камбасерес заявил, что «император придает большое значение этому вопросу, что он не разделяет взгляда, который, по-видимому, преобладает у членов совета, и что в виду этого необходимо отложение решения вопроса до того дня, когда император явится на заседание совета». Когда Беньо в присутствии Наполеона стал нападать на проект исключительных законов, назвав его «потерянной битвой на поле справедливости», Наполеон разразился антисемитской речью, высмеял идеологов и пригласил Моле прочитать доклад об исключительных против евреев мерах. После этого заседания государственного совета была составлена комиссия из Моле, Порталиса и Пакье для изучения вопроса о мерах борьбы с евреями; настроение комиссии обеспечивало торжество антисемитской политики, и 30 мая 1806 г. появился декрет, в силу которого в 8 департаментах приостановилось в течение года приведение в исполнение судебных постановлений по отношению к задолжавшим у евреев крестьянам. Опубликование этого декрета было встречено антисемитами с большой радостью, и генеральный совет департамента Мерты хлопотал, чтобы и на его департамент распространилось императорское благодеяние, тем более, что мертские евреи ничем не отличаются от эльзаских и вообще прирейнских. Через некоторое время советник субпрефектры Альткирхаского округа, некто Гилль, представил министру юстиции проект «отучения евреев от ростовщичества и плутней и спасения французских земледельцев». Проект был настолько абсурден, что не подвергся даже рассмотрению. Гораздо больше внимания вызвало антисемитское предложение, сделанное сыном министра исповеданий Порталисом; оно сводилось к следующему: евреи должны быть выделены в особую группу, которая «своими обычаями, учреждениями и принципами» настолько должна отличаться от прочего населения, что в ней могли применяться совершенно особые законы, между прочим, круговая порука за малейшее преступление.