Первое, что Энн понимает, это нахождение его рядом. Его, не Дэниэла. Ритм сердца Алекса совсем близко. Девушка вдыхает запах его одежды, потом находит пальцами его волосы и чуть отстраняется. Весь спектр эмоций, впитавшийся в неё за всё это время, вынуждает приблизиться к его губам. Прильнуть к ним своими, будто в порыве жажды. Алекс видит, как меняется её шаловливый, немного бешеный взгляд на адекватный, знакомый ему. Честный, открытый. Даже немного твёрдый, но никак не твёрже его собственного. В карих глазах Энн всегда бьётся страх, но также хранится и что-то тёплое. В серо-зелёных глазах Алекса же девушка видит траву Жизни, свежесть весны и чувство безопасности. Его губы, его руки, его запах и голос — всё то, что её спасает день ото дня.
Она просто боялась признаться, боялась предать человека, который, как оказалось, никогда не был на её стороне. А тот сам оказался предателем и садистом.
Парень первым прерывает поцелуй, позволивший им обоим с Энн опять пожить одним мгновением. Вот только решительные интонации в этот раз принадлежат девушке:
— Я… я найду подмогу. Позову Эдриана или Мартина. Они помогут.
— Хорошо, а я свяжусь с Марком.
— Точно. Ему можно доверять.
Солдат хмыкает:
— Не зря же мы начали сотрудничать.
— Что? — спрашивает Энн, приподняв левую бровь. Алекс смеется. Его глаза светятся.
— Сейчас это не так важно. Лучше поспеши. И найди оружие. Я верю в тебя.
— А ты? — упавшим голосом говорит девушка и только сейчас обращает внимание на то, как Алекс даже не может ступить на пол в полную силу. Стоит лишь на носках, а когда на пол ступает Энн, готовая идти, сам садится обратно на стол. Блаженно вдыхает через нос и выдыхает через рот. Мучения ненадолго кончились. Говорит:
— Доверься мне.
Энн кивает, улыбнувшись, и произносит:
— Как всегда.
Оглядывается по сторонам, размышляя, что же прихватить с собой на защиту. Никаких пистолетов тут нет, зато полно лекарств. Побегав вокруг шкафчиков и заглянув в них через стекла, находит снотворное. Чтобы не тратить время в дальнейшем, набирает жидкость в шприц, закрывает иглу колпачком, чтобы не продырявить задний карман джинсов. Убирает его туда, но нащупывает и телефон.
— Смотри, что есть, — радостно сообщает Алексу и делает несколько снимков палаты. На всякий случай. Кто знает, когда ей в следующий раз сотрут память или понадобится какое-либо доказательство. Телефон протяжно жужжит в руке.
— Десять процентов осталось, — она говорит.
— Подойди.
Энн делает так, как сказал Алекс. Он берёт телефон в руку — ту, что человеческая, а сам касается телефона другой — металлической. Цифры батареи растут. Энн перестаёт так радоваться:
— Ты ведь и так устал.
— В отличие от телефона, я сам определю, когда мне отключиться. Пока ещё сил хватает. На помощь так точно, — и на его лице тоже появляется улыбка, хоть и уставшая. Моргает медленно.
А вот мысли в голове Меган носятся, сердце выбивает рёбра. Алекс остался в палате, и он выберется. Энн верит в это и старается не отвлекаться ни на одну лишнюю мысль. Кажется, все органы чувств напряжены до предела.
Зрение — ни одно движение не ускользнет. Слух — притворив за собой дверь палаты, Энн слышит шаги. Обоняние — всё ещё пахнет лекарствами и ещё чем-то резким. Осязание — дверь гладкая, без единой выемки. Вкус — наверное, выпей Энн сейчас воду, она и в ней ощутит миллион оттенков.
Но шаги всё ближе. Энн решает созвать остальных. Тех, на кого она может положиться, веря в то, что это правильно. Но кто-то приближается с правой стороны. Белый коридор и множество ярких ламп, от света которых хочется чихать. Энн сворачивает налево и идёт быстро, при этом стараясь не привлекать много внимания. И тут за пятки начинают кусать металлические голоса.
— Объект Энн…
Дальше она не слышит ничего и срывается на бег, виляя между идущим навстречу обычным людям. Кто-то из них пытается схватить ее за рукав, но девушка выворачивается. Коридор идет кругом, словно превращаясь в спираль. Запредельная скорость, лёгкие бешено качают кислород, вытягивая всё из вентиляционных труб. Кто-то вцепляется в локоть Энн, и она с силой дёргает человека на себя, заставляя его от неожиданности полететь вниз. Незнакомый парень, решивший стать знаменитым за поимку преступницы? Энн даже не представляет, что её лицо теперь повсюду. Оно выплывает на каждой стене в виде голограмм или обыкновенного изображения на экранах. Девушка доносится до лифта, жмёт-жмёт-жмёт на чёртову кнопку. Давай же!
Есть! Двери открываются. Топот нескольких пар ног заставляет дрожи пробежаться по позвоночнику ещё один, последний раз, но Энн снова нажимает на кнопку этажа, и створки закрываются.
Кабина летит вниз. Пункт назначения: второй этаж. Соваться на первый — это сдаваться прямо в лапы зверя. Лифт останавливается. Быстрей! Двери отъезжают будто нарочно медленно, только скрипа не хватает. Но скрипа не будет. Все здесь идеально. Все ровно. Все современно. Без единого недостатка и даже намёк на него.
Пулей Энн вылетает в коридор и бежит дальше, видя перед собой только нескончаемые белые стены. На её счастье, этаж не переполнен людьми. Точнее, их практически нет. Они все где-то там — в работе, за стеклянными дверьми или возле огромных экранов. И везде есть её лицо. Энн множится копиями, но не время разглядывать изображения. Белые волосы сливаются со стенами, и только карие глаза горят огнём и страхом, что за следующим поворотом в лоб направят дуло.
Энн тянет на себя непривычно тяжелую дверь лестницы запасного выхода, который явно не предназначен на постоянное пользование, раз не оснащён датчиками движения и автоматической дверью. Глухая лестница. Благо, хоть лампочки включаются, стоит Энн шагнуть на первую ступень. На самом же деле она даже не думает о ступенях. Ей чудится, что она просто летит куда-то вниз, когда она перепрыгивает через них.
— Нет! — восклицает она, зашипев от боли, когда валится на пол, подогнув под себя ноги. «Нашлась супергероиня!». Колени долго будут болеть, это точно. Энн не сразу находит в себе силы встать, жмурясь и закусывая губы. Только надпись над дверью внушает силы на то, чтобы из последних сил доползти до двери, потянуть на себя ручку и услышать шум поезда. Первый этаж, наконец-то.
Не высовываясь целиком, она так и сидит на полу и ищет путь к отступлению. На поезде ехать сродни самоубийству. Где же выход, где он? Солдаты сходят на перрон. Солдаты в белом стоят по обе стороны от колонн. Лифт в стороне. Центральная дверь… идущие с левой стороны работники в привычной всем бежевой одежде. Целая полоса. С работы или на?
Лица вполне себе довольные, не тронутые усталостью. Взгляд прямой, походка твёрдая. Это оно. Это второй вариант.
Энн, превозмогая боль, встаёт. Ноги её почти не держат, а колени обдает жаром боли. Шаг, следующий. Пересечь порог. Коснуться стены у входа и… бежать!
Выстрел звучит в унисон с гулом подходящего поезда. Энн нагибается. Выкрикивает от испуга. Вместе с ней кричит кто-то ещё. Это не игра, Энн. Это уже не игра!
Всё смешивается. Солдаты на службе, но вот остальные работники не стоят на месте: кто-то отпрыгивает в сторону, кто-то падает на пол, зажимая уши и голову руками. Только Энн не прячется за колонной, не замирает, как вкопанная, а летит со всех ног к выходу, расталкивая каждого на своём пути, кто не удосужился отойти.
— Прочь! — срывается на крик, и всё её лицо перекашивается. Девушка выбегает на воздух, щурится под солнечными лучами, но не останавливается ни на секунду. Юркает за куст, пробегает мимо них и устремляется к парковке. Первое попавшееся такси. Выскакивает перед дверью, запрыгивает в салон и извлекает шприц. Прежде чем завопить, снимает колпачок и подносит иглу к шее худощавого водителя:
— Я сотру вам память! Выбирайтесь из машины!
Сейчас, когда время на исходе, тому не стоит вчитываться в этикетку, узнавать, что это лишь снотворное.