Аиша возвращается к подруге.
— Закончилось всё тем, что он пришёл в школу, но до уроков так и не дошёл. Свернул в сторону того самого места, где сейчас стоит Центр, вышел на площадь. Достал автомат, добытый у папиных и маминых коллег каким-то образом. Направил на первого попавшегося прохожего, открыл стрельбу. И всё, — голос её заметно понижается и будто проваливается куда-то.
У Энн холодеют руки, и кровь отливает от лица. Мужчина мягко гладит по плечу Аишу, отчего та дёргается и отходит чуть влево, опасливо покосившись на того. Мужчина не акцентирует на этом внимание.
— Его ликвидировали. Гарольд и Кэролайн выступили с инициативой создать так называемую «зону безопасности», где будет внедрена их инновационная система по распознаванию генов преступности. Новые поколения будут складываться из подходящих друг другу по ДНК людей. Поначалу контроль должен был состоять только в этом, но законы продолжали ужесточаться, и вскоре люди перестали это понимать. Мы привыкли, — делает паузу и обводит взглядом двух девушек, — но не все были к этому готовы. Один из коллег Кэрри и Гэри из оружейной компании выступил против. Категорически не согласившись, выступил за то, чтобы оставить всё, как есть, и лучше заботиться об общем благосостоянии каждого из граждан, а не о подобном контроле. Но его компания отнюдь не была популярной, так что людей-то он нашёл. Около четверти жителей того города, если не ошибаюсь, но его город был лишён всяких технологий, которые большинство жителей нынешнего Баланса предпочло оставить себе. У того зеленоволосого. Как его звали-то?.. Нам стёрли память. Курт, кажется. У не было выбора. Что он мог против послушных фанатов компании, что на протяжении длительного времени развивала их медицину, вела город вперёд, а теперь предлагала безопасную зону для жизни?
Мужчина разводит руками.
— Так и появилась Жизнь и Баланс. Вместе они с такими названиями сосуществовать не смогли, увы.
— Поэтому-то у себя на родине я называла Баланс Бездной.
— А мы здесь именуем Жизнь Хаосом, — вытянув уголки губ вверх, заключает Аиша.
— Только это так странно, — задумчиво произносит Энн и, поняв, что у неё начала кружиться голова, опирается руками о стол, чтобы нечаянно не потерять равновесие. — Я ведь тоже с этим геном.
— И я, — пожимает плечами Аиша, заметно более бодрая. Быстро же у неё настроение меняется. — Но спасибо тётушкам за это. Не могу обвинить их в том, что они недостаточно обо мне заботились.
— Как и мой дядя. Всегда учил меня и другим помогать, — говорит Энн по мере того, как проступает воспоминание. Откуда оно взялось — она даже не может сказать. Только видит, как проявляются очертания того дня, когда на весь Тоннель прогремел выстрел. В горле поселяется ком, а грудь слегка покалывает. Не думать об этом, не думать. Энн утыкается взглядом в серебристый пол. — А у Алекса был прекрасный брат, который никогда не давал его в обиду.
И снова все молчат. Энн никого не видит, кроме, разве что, расплывающегося перед глазами пола.
— Как странно понимать всё через столько лет, — слышится голос мужчины, щедро сдобренный тяжёлой усталостью и даже ноткой чего-то чёрного. давящего. Душный воздух сжимает Энн лёгкие.
Вот оно. Вот та простая истина, путь к которой занял у Энн столько времени, столько перезаписей памяти, что она и сама уже не могла отличить, кем являлась на самом деле. Энн она или не Энн?
Эмма.
Эмма, которая не хочет убивать. Что бы там ни было заложено в её ДНК, в каждой из миллиарда её клеток, суть одна — она может контролировать ситуацию.
Ей повезло с семьёй, ей повезло с близкими людьми, которые старались показывать ей лучшее. Она была окружена теплотой и заботой.
Но кому-то же с этим не везло, и тогда они сами искали тот свет, что им был необходим, сами. В других ли хороших людях, в чём-то ещё, но искали и находили. Нужные люди попадались им всегда. И неважно, как отличалась их цепь ДНК от других и где заключался тот самый «червь».
Они продолжали выбирать правильный путь и обязательно вознаграждались светом.
«Свети другим, и однажды, кто-то тоже подольёт масла в твой огонёк» — вспомнила Энн старую цитату из одной из дядюшкиных книг. Пыльных, обветшалых, но до того тёплых.
— Готово, — влетает в её ухо ненавязчивый голос Эдриана. И Энн знает, что делать. — Аиша, ты готова рассказывать?
— Давайте я сама им всё поведаю, — вставляет Энн и подходит к креслу, за которым сидит парень. Тот непроницаем. — Ты молодец, Эдри. И ты тоже, Аиша, — обернувшись через плечо, девушка мягко улыбается. Белая прядь выбивается из-за уха. — Но я справлюсь сама. В этот раз точно.
— Хорошо, тогда давай сначала запишем.
— Нет! — прерывает парня Энн и кладёт ладонь на ручку кресла. — Я же говорю, что справлюсь.
Нервы натянуты до предела. Пульс наверняка где-то около 120–150, и хорошо хоть основное электричество не работает. Хорошо, что хоть когда-то в самом центре Баланса можно говорить друг с другом и не бояться за последствия от часов.
Эдриан уступает ей место, а сам нажимает определённое сочетание клавиш на экране, за которым Энн не успевает уследить — воздуха всё ещё мало. Пока она ещё в сознании, надо сказать всё.
— Готово, — повторяет Эдриан.
У Энн не остаётся сил, чтобы встать, поэтому она остаётся в кресле. Поправляет камеру перед собой, проверяет изображение.
— Ты заменишь изображения Кэролайн и Гарольда на некоторое время, но я не уверен, что надолго. Электричество запасное, и скоро в этой комнате будет едва ли не сотня солдат, — ускоренным тоном сообщает Эдри. Волнуется? — Поторопись.
Небольшая пауза. Настройка сети. Кружочек на камере загорается зелёным. Энн видит своё лицо на экране. Мысли, соберитесь.
— Добрый день, дорогие жители Баланса. Это я, та самая Энн или Хелен, или… — запинается. Кто-то неподалёку наверняка кусает локти, и слышится нервный вздох. Она не привыкла говорить на публику, но неясно откуда всё-таки берутся силы. Пелена перед глазами отступает. — Ещё кто-то, под каким бы именем вы меня не знали. Я Эмма, и я поведаю вам о жестокости вашего «любимого» дома Баланса. Всё относительно, но просто послушайте, что я вам скажу. Как я сказала, зовут меня Энн, хотя люди, которые знают меня с самого рождения, в курсе, что это имя — одно из многих, что даровал мне Баланс в обмен на лучшую жизнь, — ядовито усмехается, неосознанно пародируя Алекса. — Все вы знаете, что самоубийство здесь — не грех, ведь к чему держать «лишнее»? Люди здесь вполне могут убить себя, если не могут быть с любимыми, если не могут общаться с теми, с кем хотят. Если вообще хотят с кем-то общаться, потому что любые чересчур длинные контакты запрещены, ведь, что если, всё приведет к образованию новой ячейке общества — семьи. И она, о ужас, породит ребёнка не с теми генами.
Люди здесь считают себя выше природы, ведь они и только они вольны решать, с кем кого соединять, — качает головой с лёгкой, но ироничной улыбкой. — Вернее сказать, лишь два человека, построившие систему, в которую вас и затянули, не оставив выбора. Они не доследили за ребёнком, не дали ему… — останавливается, оглядывается на друзей, замерших неподалёку, чтобы не мешать процессу записи, но в то же время со всем вниманием слушавших. Эдриан стоит у прохода, стараясь не пропустить появление солдат. — … любви, заботы, доброты, — возвращается всем корпусом к экрану и чуть щурится, — всех тех банальных вещей, что есть у нас людей, но которые так легко недодать.
Аппарат действительно определяет наличие так называемого «гена преступности», но он никогда не может оценить вероятность совместимости его с геном другого человека или с его отсутствием. Всё это — лишь генерация случайных чисел, которая затем заносится в базу данных и навсегда остаётся там, будто это истина, — Энн достаёт из кармана телефон, находит фото аппарата и подходит ближе к камере, демонстрируя доказательства. — Но самое главное — это то, что ген не сработает, всего лишь, если вы, — убирает телефон и улыбается, теперь уже тепло, как весеннее солнце, — будете воспитывать человека как личность, если будете любить. Всё гениальное как всегда… просто.