На продовольственном комбинате все, включая мою маму, проявили разве что легкую заинтересованность. Профессор Робинсон, тамошний главный, сказал:
— Мальчик мой, поверь, все звездолеты на свете одинаковы. Я знаю, о чем говорю.
Я сказал, что это первый звездолет на Омикроне за пятьдесят лет.
— Ну и что? — ответил профессор. — Я об этом слышал. Когда подрастешь, Генри, ты поймешь, что сюрпризы в жизни бывают только неприятные. Мои приветы звездолетчикам. Извини, у меня много работы.
Я пошел к маме. Она сказала:
— Генри, я тут думала про твою математику, может, позанимаешься сегодня чуточку, а? Можешь попросить Роло тебе помочь. Тригонометрия, Генри, — это очень просто, ты такой умный мальчик, не могу понять, почему мистер Томас не засчитал тебе контрольную. Надо зайти к нему после работы и так прямо ему все и высказать: учитель он никуда не годный. Конечно, забирай папки и телефон, кто нам будет звонить? Куда ты, Генри, я хочу объяснить тебе алгебру… Генри!
Но я уже на полпути к станции.
А кто еще на Омикроне может устроить достойную встречу? Мои одноклассники по Академии? Реджинальд, Джордж? Гонзо? Вы шутите: сейчас каникулы, и все они на пляже — пытаются загорать под дождиком. Бегать их искать мне некогда, у меня и так куча дел.
И вообще, подумаешь — зрителей нет! Запомните: я не собираюсь разбазаривать время, задаваясь всякими вопросами и постоянно отвлекаясь на «Почему?» да «Отчего?» и разные там «Кстати, следует упомянуть и…». Зачем звездолет прилетел на Омикрон, меня совершенно не волнует. Конечно, интересно было бы узнать, но это неважно. А важно суметь пролезть на борт, пока никто не видит, и спрятаться, пока звездолет не взлетит, оставив Омикрон и Роло далеко-далеко позади.
Задаваться вопросами можно будет, когда я окажусь в безопасности, а пока что я совсем не в безопасности.
И еще надо пробраться на борт.
6. Мой план и отдельные сложности
Мой план прост, как все гениальные планы. Мистер Томас говорит, что чем план сложнее, тем больше у него слабых мест. Так говорит мистер Томас, но я все равно считаю, что это правда. Вот почему я планирую подождать, пока никто не будет смотреть, а потом взбежать в звездолет по ступеням трапа. По-моему, проще уже некуда, — веселее еще можно придумать, а вот проще — нет.
Разумеется, слабые места есть и у простого плана. Слабое место номер один — это капитан.
Майор вытащил из кармана кителя книгу и погрузился в нее. То и дело он кивает и что-то подчеркивает ручкой. Судя по всему, он меня не заметит, если, конечно, я не отращу себе крылья и не вылечу в окно. То же самое можно сказать и о лейтенанте, который, наверное, умирает, не знаю, во всяком случае, глаза у него закрыты и он тихонько постанывает. Но капитан — это другое дело. Он стоит у окна и смотрит на посадочную полосу, на траву за ней и на дождик так, словно в жизни ничего подобного не видел. Сейчас нечего и пытаться пролезть на борт. Придется ждать, пока что-то не отвлечет его внимание.
И это «что-то» должно быть совершенно необычное. Капитан не оборачивается, даже когда майор Разумофф спрашивает у папы Артура, можно ли где-нибудь на Омикроне купить пистолет-пулемет.
— Ха-ха, — вежливо смеется папа Артура, но сразу ясно, что майор Разумофф ему не нравится.
— Ха-ха, — отвечает майор Разумофф, но звучит это как-то неискренне.
Он шагает к дивану, по дороге оттаптывая ноги лейтенанту Джонсу. Он резко садится, шипит, словно чайник, вскакивает, уронив книгу. Сзади в его брюках торчит дротик. Майор произносит слова, которых я никогда не слышал.
— Майор! — сурово говорит капитан. — На каждой планете свои обычаи. Их следует уважать, какими бы странными они нам ни казались. — Он по-прежнему не сводит глаз с посадочной полосы.
Я подбираю книгу — вдруг туда стоит заглянуть? — но это всего-навсего «Сто способов безнаказанно совершить убийство», наверняка там полно скучных шуточек вроде тех, которые постоянно повторяет Роло. Даже интересно: почему от таких книжек все страшно раздражаются?
Майор вытащил дротик и пробует острие пальцем. Он взвешивает дротик в руке и делает им короткие колющие движения. Лейтенант предостерегающе вскрикивает.
— Майор! — говорит капитан, по-прежнему не оборачиваясь.
Майор запихивает дротик в карман. Когда я протягиваю ему книгу, он хватает ее, и не подумав сказать «спасибо». Вскоре он снова погружается в свои пометки.
Папе Артура, как и мне, интересно, что же такое капитан высматривает на посадочной площадке. Он встает и глядит капитану через плечо. Но там нет ничего, кроме обычного омикронского пейзажа, — иначе говоря, ничего. Папа Артура садится обратно, по-прежнему недоумевая.
— Эй, поселянин, нет ли здесь лавки, торгующей небольшими ядерными реакторами? — спрашивает майор Разумофф, держа ручку на изготовку.
Папа Артура уже перестал думать, что майор шутит, и теперь думает, что майор сошел с ума. Нет, у него, у папы Артура, нет ни ядерного реактора, ни пистолета, ни ручной гранаты, ни лазерного ружья, ни снаряда «земля—воздух». Не устроит ли майора чашечка кофе?
Майор плюет на ковер.
— Поселянин, — говорит он совсем недружелюбным тоном.
Я начинаю думать, что слабое место номер два — это определенно майор Разумофф.
И этого мало: третье слабое место — это телефоны, которые не подключены и поэтому не работают. Папе Артура это безразлично, но капитан совершил посадку на Омикрон, чтобы пополнить запасы порошкового провианта (я же говорил, что вы скоро все узнаете). У капитана суперсекретная экстренная миссия, и задерживаться ему нельзя. Вероятно, на кон поставлено будущее Вселенной. Повозившись с телефоном час-друшй, папа Артура начинает думать, что было бы неплохо доставить заказ на продовольственный комбинат, пока он не закрылся.
— Генри, — говорит он, — пожалуйста, сбегай и передай этот заказ маме, хорошо? Артур, сбегай вместе с Генри, поможешь принести припасы. Их будет довольно много. Спросите — может, удастся позаимствовать у профессора велосипед. Постарайтесь обернуться как можно скорее!
Его тревожит не будущее Вселенной, а майор Разумофф. Папе Артура еще не встречались люди, плюющие на ковры. Говорите об Омикроне что хотите, но такого обычая у нас нет.
— Давайте бегите, — говорит папа Артура.
— Ой, пап, а мы собирались поиграть в «Нашествие землян»…
Майор Разумофф поднимает голову, гнусно прищурив глаза, словно директор Академии, когда слышит разговоры на утренней линейке.
— Бегите, поселяне, а не то я понаделаю в вас дырок лазерным ружьем!
Лично мне от такого юмора не особенно смешно. Артур пихает меня в бок локтем:
— Пошли, Генри.
Если уж на то пошло, какой у меня выпор? Все равно они не взлетят, пока не загрузят припасы. Если они взлетят, не взяв меня с собой, мне придется вернуться домой и иметь дело с разгневанной гориллой.
Я пускаюсь бежать. Очень медленно.
Следующие два часа выдались такие скучные, что и рассказывать нечего. Кому интересно слушать о том, как шестьдесят девять тысяч микропакетиков с порошковой едой запихивают в мешки и тащат по проселку? Еда — и та неинтересная. Это каша, растворимая зеленая каша. В некотором смысле это хорошая штука. Если развести ее водой, можно лепить фигурки. Но есть ее я бы ни за что не стал.
— Ну что ж, кому-то придется ее есть, — говорит мама, толкая велосипед по ухабистой дороге к станции. — Если они поделят провизию поровну, на каждого придется по двадцать три тысячи порций. И на сколько лет этого хватит, если есть по три порции в день?
Решать такие задачи я не умею. Дело не в математике, а в одной мысли обо всей этой зеленой каше. Брр.
— На миллиард, — говорит Артур. — Или на триллион. Лично я лучше с голоду помру. Тогда каши хватит навечно.
Это уж точно: Артур питается исключительно арахисовым маслом и бутербродами с вареньем. Причем варенье должно быть обязательно малиновое. Не быть Артуру звездолетчиком.