Выбрать главу

А вот о чем вы, вероятно, не задумывались, — так это о том, что НА ЗВЕЗДОЛЕТЕ ТАКОГО НЕ БЫВАЕТ. Родителей астронавты с собой не берут. Некому заставить их сделать уборку. А полет длится целые годы, а может быть, и десятилетия. Только представьте себе, что получается в результате.

Ванная, например, у них в катастрофическом состоянии. Честное слово, ну неужели просить завинчивать тюбик с зубной пастой — это слишком? Я ведь сам собираюсь чистить зубы этой пастой, потому что своей у меня нет, и мне, знаете ли, ни к чему засохший кусочек, твердый, как бетон! И полотенца тоже — разбросаны повсюду, поди найди себе сухое. Никакой заботы об окружающих!

И камбуз (это то, что обычные люди называют кухней) ничуть не лучше. Повсюду пустые пакеты от продуктов, бумажные стаканчики, пластиковые тарелки. Если у тебя есть измельчитель для мусора, почему бы им не пользоваться? Ведь это так просто: кидаешь мусор в воронку, нажимаешь кнопку, и через тридцать секунд получаешь кучу аккуратных брикетиков — и строй из них на здоровье домики и все, что хочешь. За то время, пока звездолет летел на Омикрон, можно было построить крепость или там замок. А вместо этого у них ничего, кроме грязной кухни. Такая расточительность меня расстраивает.

Да уж, найти убежище, не слишком отталкивающее и без старых оберток от жвачки, определенно будет нелегко. Камбуз и ванная не подходят, потому что там негде спрятаться, и рубка тоже (кстати, бумажки там валяются где угодно, только не в мусорной корзине). На этой палубе больше ничего нет, надо подняться выше.

Здесь расположены каюты для команды, и тут стоит попытать счастья. Поселиться в капитанской каюте было бы довольно приятно, потому что под нижней койкой у него лежит кипа комиксов и большая книга под названием «Создания, владевшие Землей». Койки снабжены занавесками, но все равно мне кажется, что это было бы слишком рискованно. А вдруг я случайно устроюсь на койке, где спит капитан? Как мне тогда остаться незамеченным? Даже и не знаю. Остальные две каюты — просто гадость. Готов спорить, что белье там не меняли лет двадцать. Без противогаза мне не выжить. Теперь на верхнюю палубу. Но там все помещения заперты, кроме одной комнатушки размером с кладовку для швабр. В такой мне не продержаться и неделю.

После шестой ходки я уже готов сдаться. Тут я замечаю лестницу, которая ведет от входа вниз и упирается в дверь с табличкой «ПАССАЖИРСКИЕ КАЮТЫ». Внутри очень неплохо. Площадью каюты примерно по два квадратных метра, койки пыльные и жесткие, сантехника вообще времен палеолита — зато по пыли сразу ясно, что команда сюда не заходит никогда. Вот где можно спрятаться!

Я запихиваю рюкзак под койку в одной из кают и бегу обратно к выходу. Еще одна ходка с провиантом — и можно устраиваться безбилетником более или менее со всеми удобствами и предвкушать пару недель без Роло. Что может быть прекрасней?

Подобные мысли всегда появляются накануне катастроф. Такова человеческая природа.

8. Поехали!

Даже странно, какая тишина стоит в пустом звездолете. Нет, конечно, я понимаю, что он не пустой, потому что здесь я, но когда тихонько-тихонько лежишь, свернувшись калачиком, под пыльной койкой в месте, которое отмечено табличкой «ПАССАЖИРСКИЕ КАЮТЫ», куда уже лет пятьдесят не ступала нога человека, кажется, что звездолет пустой. Именно в таких местах и водятся привидения.

Я вспоминаю, что у меня не хватило времени осмотреть остальные каюты. А что, если в одной из кают на койке распростерся скелет? Это скелет пассажира, о котором все забыли. А что, если мало-помалу скелет начинает шевелиться? А что, если он садится на койке и склоняет голову к плечу, прислушиваясь? Я лежу тихо-тихо, задержав дыхание, но не могу же я сдерживать его вечно. В конце концов придется вдохнуть, и тогда скелет меня услышит. И что же будет?

Тогда он поднимется на ноги. Он протянет руку к двери каюты. Он выйдет в коридор, оставляя в пыли на ковровой дорожке птичьи следы. Я не услышу, как он приближается, но он все равно придет. Он распахнет дверь моей каюты. Он увидит, что из-под койки торчат мои коленки, потому что, как я ни стараюсь подтянуть их подальше, под койкой они не помещаются. Он изобразит на своем черепе жуткий оскал, хуже, чем у майора Разумоффа, челюсть у него шевельнется, он соберется произнести что-то ужасное, он скажет…

— Все по местам, отправление через десять минут.

Какое облегчение! Я ожидал чего-то вроде: «Трепещи, Генри Гоббс, твой час пробил». Я так рад, что только через несколько секунд соображаю, что кто-то ведь произнес эти слова. Капитан? Наверное. Только как же я его услышал?

— А что будет с нами, если при взлете взорвется ракетный ускоритель?

Этого дрожащего голоса я еще не слышал, а звучит он так, словно доносится прямо с койки у меня над головой, что совершенно невозможно. Но вопрос хороший. Я об этом как-то не задумывался. Так что же будет, если взорвется ракетный ускоритель?

— Нас разнесет на мелкие кусочки, — охотно отвечает капитан. Ощущение такое, словно он сидит у меня на подушке. — Мы исчезнем, испаримся, пропадем, словно бы, так сказать, никогда и не рождались, мы превратимся в миллион миллиардов крошечных клочков. Даже подумать странно, согласитесь, Джонс!

ТУМ.

— Джонс! Проводите его в каюту, майор, у него снова приступ. Я активирую симулятор гравитации и начну обратный отсчет.

Я слышу удаляющийся топот и еще тяжелое бумканье, словно кто-то тащит тело. Глухой удар, а потом шелест, словно кто-то роется в книге. «Ха!» — говорит кто-то, и доносится скользящий шорох, прерываемый шагами, которые становятся все слабее. И тишина.

Я выбираюсь из-под койки и поднимаю голову: обошлось, я здесь один. То, что я слышу, раздается, судя по всему, из раструба в потолке. Или это, или стенки тут как бумага. Зато мне больше не одиноко. Хорошо знать, что рядом люди.

— Помогите, — доносится из раструба дрожащий голос. — Я застрял. Помогите.

Это опять лейтенант Джонс — как всегда, делает из мухи слона. Наверное, у него узелок на шнурке затянулся и он хочет, чтобы ему помогли его развязать. По-моему, нельзя брать в звездолетчики человека, который не умеет управляться с собственными шнурками.

Что это? ТОП-ТОП-ТОП — кто-то бежит. Тревожный крик:

— Майор, да помогите же! — Это капитан. — Джонс упал в измельчитель для мусора — ну как же его угораздило?! Нет, слава Богу, он цел. У нас же предохранитель перегорел, помните?

Майор произносит те же слова, которые говорил, когда сел на дротик в диване.

— Майор, сейчас не время читать! Я и так знаю, что он может задохнуться, потому-то и хочу поскорее помочь ему выбраться. Ну вот, так-то лучше. Ничего не говорите, лейтенант, я все понимаю. Это могло случиться с любым из нас. Пойдите прилягте на денек-другой, вам станет легче. Идите-идите. Если кому-то интересно, мы взлетели одну минуту двадцать одну секунду назад. Так что, Джонс, ракетный ускоритель все-таки не взорвался. Вы ведь на самом деле и не думали, что он взорвется, правда?

Слышится дрожащий смешок, ТОП — ТОП-ТОП — шаги удаляются. Я отряхиваю койку, я и сам готов прилечь, переживаний мне хватит на неделю. Но меня ждет еще одно.

ШМЯК-ШМЯК-ШМЯЕ. Из койки поднимается облако бурой пыли, полное веществ, вредных для человеческого носа. Я начинаю сопеть, пыхтеть и прятать лицо в рукав, но в конце концов сдаюсь: приходится чихнуть.

ААА-П-ЧХИ!

По комнате гуляет эхо. Хорошо еще, что я не забыл закрыть все двери на пассажирскую палубу, а то бы меня точно услышали.

— Будьте здоровы, — бодро замечает голос капитана. — Хорошенько отдохните, Джонс. До завтра.

Ночь на звездолете проходит странно. Я знаю, что на борту есть и другие люди, потому что мне их слышно. Из раструба доносятся каждый скрип, шорох и скрежет, но обычно я не понимаю, кто это и где это.