Потом, когда все уснут, я как следует все разведаю. Если кто-то что-то замышляет, не хочу узнать об этом последним.
Кроме того, надо разобраться, что это за сверхсекретная ультраважная экспедиция. Не исключено, что в моих руках судьба Вселенной — в моих руках, жутко грязных и заляпанных зеленой массой, которую ужасно трудно оттереть и от которой покрывало на койке пришло в негодность. Жду не дождусь вечера, когда можно будет отмыть их горячей водой.
На ужин я пытаюсь приготовить сырно-картофельную запеканку: желтая жижа с комками. Под койку. Дома спрошу у мамы, что я делаю неправильно.
Дом. Омикрон. С каждой секундой он все дальше.
Ни за что не буду звездолетчиком.
10. Сверхсекретная экспедиция
Конечно, именно сегодня капитану приспичило не спать допоздна. В 22.30 он еще рыщет.
ТОП-ТОП-ТОП-ТУК.
— Здравствуйте, Джонс, наверное, сыграть в шахматы вам не хочется. Нет-нет, в другой раз. Ведь времени у нас достаточно, уж чего-чего, а его нам хватает, правда? Как ваша работа? Ох, прошу вас, Джонс, не надо так, всем нам случается взгрустнуть. Вот, возьмите платок. И не падайте духом, завтра вам будет гораздо лучше. Что ж, тогда я прощаюсь. Спокойной ночи, Джонс.
ТОП-ТОП-ТОП по коридору в направлении каюты майора. ТУК.
— Здравствуйте, майор, вижу, вы снова чистите пистолеты. И ножи. А вот эта шипастая штучка — она зачем? Нет-нет, я передумал, лучше не говорите. А, это та книга, которую вы все время читаете, можно взглянуть… Нет, конечно, если вы не хотите… Майор, не нужно на нее садиться, я просто спросил. Что ж, перед сном проверю все окна и двери. Спокойной ночи.
БУМ — закрывается дверь. ЭХ. Это капитан. Джонс и Разумофф смертельно ему надоели — а кому бы они не надоели? Пока он засыпает, проходит несколько часов, и еще несколько часов — или мне так кажется, — пока я не решаю, что теперь уже точно никто не проснется. Не могу позволить себе ошибиться и наткнуться на кого-нибудь в ванной. У меня ведь даже халата нет.
По-моему, та первая ночь, когда я наконец выбрался из пассажирской каюты, была лучшей ночью в моей жизни. Вода в ванне горячая и пенистая, и я нашел утят и деревянную лодочку — есть с чем поиграть. Весь день я просидел взаперти в тесной каюте, чихая от пыли и, откровенно говоря, чувствуя себя довольно-таки несчастным. Еще никогда купаться не было так приятно.
Все остальное, как по волшебству, тоже стало чудесно.
Я иду по рубке к большому экрану на панели управления. В правом верхнем углу мигает крошечный огонек. Подпись под ним гласит: «ЕГ-54». Это мы — там, на этом огоньке, я, возможно, единственное не спящее существо на миллион миль вокруг. Я сижу в капитанском кресле и веду внегалактический космический крейсер к его сверхсекретной цели. А это что за кнопка? Может, нажать ее, и мы полетим обратно? А как насчет вон того «ВКЛ/ВЫКЛ» сбоку? А если выключить его и поглядеть, умеют ли звездолеты дрейфовать? Ничего нажимать я, конечно, не собираюсь, но понарошку это весело.
Когда я встаю с кресла, то задеваю что-то волосами. В обшивке, прямо над тем местом, где была моя голова, торчит игла. Но торчит она там недавно: это дротик, который майор Разумофф прихватил в конторе папы Артура, только теперь дротик остро отточен и кто-то оборвал с него оперение. Будь я чуточку выше, могло получиться неприятно. Ненавижу подобную беспечность.
Перед панелью управления стоит еще одно кресло. Не знаю, чье оно, но если на борту три человека, а кресел только два, что-то мне подсказывает, что майор Разумофф стоять не останется. Поэтому я втыкаю дротик острием кверху в сиденье второго кресла — очень аккуратно, так что для того, чтобы его заметить, надо сильно присматриваться. Пусть это будет майору уроком на будущее — надо соображать, куда втыкаешь свои дротики.
Теперь настроение у меня стало еще лучше, потому что я сделал полезное дело. Ну-ка, что тут еще можно сделать? В рубке царит такой же беспорядок, как и везде: бортжурнал развалился, потому что на него кто-то сел, и повсюду валяется бумага для принтера. Это легко исправить. Я аккуратно вставляю в бортжурнал выпавшие страницы, а потом собираю бумагу для принтера и засовываю ее в задний карман. Завтра можно будет складывать из нее самолетики.
Пепельницы я вытряхиваю в мусорное ведро на камбузе и чиню, раз уж я тут, перегоревший предохранитель в измельчителе — инструментами Роло. Завтра капитану будет приятный сюрприз — по крайней мере, приятнее, чем тот, который ему чуть не устроили. Не знаю, кто копался в проводке, но совершенно очевидно, что в измельчителях для мусора этот кто-то не разбирается. Я имею в виду, что выключатель был уже не столько выключатель, сколько детонатор. Нажмешь — и в следующий миг превратишься в миллиард крошечных мусорных брикетиков в форме спагетти. Кому-то повезло, что я здесь и могу все отремонтировать.
Пора нанести последний визит в ванную. Я чищу зубы и закрываю тюбик. Я вешаю полотенца и выпускаю воду из ванны. С пеной мне ничего не поделать. Надеюсь, к утру она осядет.
К утру? Так ведь уже утро. Счастливая ночь позади, и пора возвращаться в каюту. Правда, я не выяснил, что затевает тот человек с долотом. Ничего, думаю я, закрывая за собой дверь на пассажирскую палубу. Завтра будет новый день. И следующая ночь, и еще, и еще…
Настанут ли они, эти счастливые ночи? И да и нет. Они настанут, но будут уже не такие суперсчастливые.
Никто, и особенно я сам, не заметил, что вместе с бумагой для принтера я случайно засунул в карман несколько страниц из бортжурнала — страниц, содержащих сведения самые что ни на есть шокирующие и животрепещущие. Сейчас я узнаю всю ПРАВДУ о тайной миссии «ЕГ-54».
Итак, наконец-то мы дошли до главного: тайна «ЕГ-54». Пришлось подождать, правда? Мне — даже дольше, чем вам. Вам-то не надо было ради удовольствия мистера Томаса возиться со словарем и абзацами. Зачем я стараюсь — сам не знаю.
Правда, кажется, вы не очень удивитесь. Вы все равно уже знаете, в чем цель экспедиции «ЕГ-54», только, наверное, еще не догадались. Вы видели заголовки в газетах, вы зевали, когда смотрели репортажи о ней в ожидании мультиков, вы, возможно, даже видели меня, если именно в этот миг не отвернулись, чтобы достать из холодильника лимонад. Да, вы все уже знаете — все, кроме некоторых мелочей, которые все меняют.
Начнем с того, что вам неизвестно, каково это — тихо-мирно складывать самолетик и вдруг на обороте бумажки прочитать, что участвуешь в полете, который продлится пятьдесят лет. Задумайтесь. Если вам, как и мне, в этот момент десять лет, значит, когда вы снова увидите дом, вам уже будет пора на пенсию. Пятьдесят лет. Мама превратится в крошечную старушку. Роло станет дедушкой. Артуру надоест играть в «Нашествие землян».
Погодите-погодите, скажете вы себе. Я тут столько торчать не буду. Я безбилетник, а не звездолетчик. Когда меня найдут, то вернутся на Омикрон, и я окажусь дома меньше чем через неделю. Сказать-то вы скажете, только скоро передумаете. Вскоре вы начнете читать и другие записи на бумаге, которую запихнули в задний карман вчера вечером, в той, другой, счастливой жизни, и обнаружите, что во время ультраважной экспедиции звездолет не поворачивает назад ни при каких обстоятельствах. Он летит все вперед и вперед, пока не достигнет цели. Тогда и только тогда он развернется и на всех парах помчится к ближайшему космопорту.
Что подумаете вы, вероятно, цель все-таки будет достигнута. Ведь все идет не так уж плохо. Что же это за цель? — спрашиваете вы себя, а потом находите ответ и жалеете, что нашли его. Потому что цель полета, ни много ни мало, такова: исследовать самые отдаленные пределы известной Вселенной в поисках новых форм разумной жизни. Не просто «жизни», прошу отметить, а «разумной жизни». Такие, как Артур и Гонзо, не годятся.
Сообщение из Центра Управления Полетами объясняет все это в деталях и со множеством длинных слов. Кончается оно так:
Капитан! Решительно раздвиньте границы человеческого познания. Отважно пройдите там, куда не ступала нога человека, и возвращайтесь с невообразимым сокровищем. Вас ждет успех. У вас получится. Прощайте, капитан. Удачи вам.