У Джун нет собственных мыслей и фантазий. Ей дают их все окружающие, вдохновленные ее существованием. Хьюго раздраженно говорит, что она — пустой сосуд, а я — полный. Но кому нужны мысли, причудливые фантазии, содержание вообще, если сам сосуд так прекрасен? Меня вдохновляет именно пустой сосуд Джун, полуденные мысли о ней наполняют мою жизнь необыкновенным светом. С тех пор, как я ее узнала, мир перестал для меня существовать, он опустел. Джун — это прекрасная пылающая плоть, чувственное тело, пронзительный голос, бездонные глаза, опьяняющие жесты… Все это появляется с ее присутствием. Кто мы? Только создатели, она же уже существует сама по себе.
Я получаю письма от Генри каждый день. И сразу же отвечаю. Я отдала ему свою пишущую машинку, и сама пишу от руки. Я думаю о нем днем и ночью.
Я мечтаю, как однажды буду вести необыкновенную жизнь, которая сможет заполнить страницы еще одного, особого, дневника. Прошлой ночью, прочитав роман Генри, я не могла уснуть. Уже наступила полночь. Хьюго спал. Мне захотелось встать, пойти в свой кабинет и написать Генри о его первом романе. Но тогда я разбудила бы Хьюго. Чтобы попасть в кабинет, надо открыть две двери, а обе они скрипят. Хьюго был таким уставшим, когда ложился спать. Я лежала очень тихо и спокойно, пытаясь заставить себя уснуть, но фразы, которые я собиралась написать Генри, метались в моем мозгу, как бешеные. Я думала, что удержу их, но утром не смогла вспомнить и половины. Если бы Хьюго не нужно было идти на работу, я разбудила бы его, он просто подольше поспал бы утром. Вся наша жизнь отравлена его работой в банке. Я должна забрать его оттуда. И это желание заставляет меня работать над романом, переписывать его, что мне совсем не по душе, потому что в мозгу уже кипит новая книга — книга, посвященная Джун.
Конфликт между моей одержимостью и преданностью Хьюго становится невыносимым. Я люблю его и буду любить со всей силой, на какую способна, но могу это делать только по-своему. Для меня совершенно невозможно развиваться в одном направлении. Неужели все так фатально?
Сегодня вечером моя душа ликует от радости, потому что Генри снова здесь. Впечатление, которое он производит, всегда одно и то же: ты переполнена серьезной талантливостью его романа, он подходит к тебе необыкновенно нежно, говорит тихим голосом, жесты плавные, мягкие, руки белые, и ты полностью подпадаешь под власть его неутомимого любопытства и романтичности по отношению к женщинам.
Вот как Генри описывает притон на Генри-стрит (куда Джун привела Джин, чтобы та жила вместе с ними):
Постель не застилается целый день, на нее можно залезть прямо в туфлях, простыни смяты. Вместо полотенца мы используем грязные рубашки. Белье меняется редко. Раковины засорены разным мусором. Моем посуду в тазу, который уже стал жирным и грязным. В ванной всегда холодно, как в холодильнике. Ломаем мебель, чтобы было что бросить в камин. Жалюзи опущены, окна не мыли уже целую вечность, царит погребальная атмосфера. На полу гипсовая крошка, инструменты, какие-то картины, книги, окурки, мусор, грязная посуда. Джин целыми днями ходит по дому в верхней одежде. Джун — полуголая, жалуется на холод.
Какое все это имеет отношение ко мне, как мне это понять? Ту жизнь, которой живет Джун, я не пойму никогда, моя же полна тайн и слепящей красоты. Это доказывает, что на все на свете можно посмотреть с разных сторон, даже во мне есть другое, темное, «я», которое сейчас жаждет чего-то низкого, животного.
Я пишу Генри:
Ты говоришь: «У Андре Жида — ум, у Достоевского — что-то другое, и именно то, что я вижу у Достоевского, имеет самое большое значение». И для тебя, и для меня высшая радость возникает не тогда, когда торжествует разум, а наоборот, когда мы теряем голову, причем оба сходим с ума по одному и тому же поводу — от любви. Мы сходим с ума от Джун…
Расскажи мне что-нибудь. Ты ощущаешь в себе что-то ужасное, мрачное. Твое воображение привлекают определенные темные образы. Ты действительно сказал Берте, что жить с Джун для тебя — все равно что таскать за собой труп? Тебя действительно беспокоят неврозы и болезнь Джун или ты просто клянешь все то, что делает тебя ее рабом?