Во время сиесты Хьюго снова пытался овладеть мной. Я просто закрыла глаза и поплыла по течению, не получая никакого удовольствия. Да, в этом году я достигла новых вершин наслаждения, но правда и то, что никогда раньше я не падала в такую черную бездну. Сегодня вечером я боюсь сама себя. Я могла бы уйти от Хьюго, пусть бы мне даже пришлось торговать своим телом, принимать наркотики и умереть — с превеликим наслаждением.
Я попросила Хьюго, который был горд тем, что немного опьянел:
— Ну скажи мне о себе что-нибудь, чего я не знаю, хоть что-нибудь новенькое. Тебе не в чем признаться? И ты не можешь ничего придумать?
Хьюго ничего не понял — точно так же, как ничего не заметил, когда я уклонилась от его ласк. Милая глупая доверчивость. Над тобой смеются, тебя используют. Почему же ты не становишься умнее, подозрительнее? Почему не отвечаешь ударом на удар, почему в тебе нет ни единого отклонения от нормы, нет страсти, почему ты никогда не разыгрываешь комедий, почему в тебе нет ни капли жестокости?..
Сегодня во время прогулки я вдруг поняла, что подала Генри множество идей о Джун и он с успехом использует их. У меня такое чувство, как будто он обокрал меня. Генри пишет, что кажется себе мошенником. Что делать… Я женщина и пишу, как женщина. Я напряженно работала все утро и все еще полна сил.
То, о чем попросил меня Генри, просто невыносимо. Я вынуждена не только довольствоваться полулюбовью, но и подпитывать его понимание Джун и снабжать материалом для книги. На каждой новой странице этой книги Генри все больше оправдывает Джун. Я отчетливо понимаю, что он перенял мой взгляд на нее. Ни одной женщине никогда не задавали так много вопросов. Он словно испытывает мое мужество. Как мне вырваться из этого кошмара?
Генри оказался свидетелем первого проявления моей слабости, первой вспышки ревности и упивался этим. Раз я женщина, способная все понять, от меня ждут, что я должна все принимать, со всем соглашаться.
Но я намерена потребовать все, что мне причитается. Я верну Генри и Джун друг друга, «умою руки» и забуду о любых сверхчеловеческих обязанностях.
Человек не может научиться меньше страдать, но он способен научиться уворачиваться от источников боли. Я подумала об Алленди. Да, это выход из положения. Его идеи поддерживают меня. Именно Алленди доказал, что многие способны понять меня, что нельзя цепляться за соломинку и что страдать человеку вовсе не обязательно. Мне кажется, я до конца осознала свое чувство к нему той ночью — когда мы разговаривали о нем с Генри. Он говорил об Алленди как о чувственном мужчине. Я хорошо помню, как мой психоаналитик выглядел в нашу последнюю встречу. Тогда я была слишком занята Генри. На днях я написала Алленди благодарственное письмо, вложив в конверт одно из писем Генри ко мне. Я как будто хотела доказать ему, как эффективен оказался его психоанализ. На самом деле я просто хотела заставить Алленди ревновать.
Генри уникальный человек. Он неповторим. Но я должна идти дальше, к новым ощущениям. И все-таки сегодня вечером я думаю, как улучшить его последнюю книгу, как подбодрить его, успокоить.
Генри придал мне достаточно сил, и я при необходимости способна обходиться без него. Я перестала быть рабыней проклятия своего детства. Я искала иллюзий, чтобы забыть детство, но теперь они мне не нужны. Я хочу настоящей любви. Я намерена убежать от Генри и собираюсь сделать это как можно быстрее.
Вчера он приехал. Серьезный, усталый Генри. Он сказал, что не мог не приехать: он не спал несколько ночей — не мог оторваться от книги. Я мгновенно забыла все свои печали. Генри и его книга должны содержаться в холе и неге.
— Чего ты хочешь, Генри? Полежать? Выпить вина? Да, это та комната, в которой я работала. Не целуй меня сейчас. Мы пообедаем в саду. Мне много нужно тебе сказать, но все это может подождать. Все потом. Главное — твоя книга.
Генри, бледный и напряженный, с почти выцветшими от усталости глазами, сказал:
— Я приехал, чтобы сказать тебе: работая над книгой, я понял, что между мной и Джун все кончилось три или четыре года назад. Наша совместная жизнь здесь была автоматическим продолжением, привычкой, подобной тому, как тело, движущееся с большой скоростью, не может сразу остановиться. Это было испытанием, и я приобрел колоссальный опыт. Поэтому я сейчас так легко пишу. Но это моя лебединая песня. Я люблю тебя. Я хочу, чтобы ты поехала со мной в Испанию — под любым предлогом — на несколько месяцев. Я мечтаю о нашей совместной работе. Я хочу, чтобы ты была рядом. До тех пор, пока все не сложится так, чтобы я мог взять на себя заботы о тебе. Я получил горький урок с Джун. Вы обе не можете цвести в однообразии и грубости. Я не стану просить тебя о такой жертве.