После этого он закрыл глаза, но по тому, что он увидел в обращенном к нему жуткому глазу, стало ясно, что перед ним все та же жрица, которую он полюбил. И Диксон про себя отметил, что искра понимания, недавно вспыхнувшая в прекрасных голубых глазах, никуда не делась. У него в руках была все та же очаровательная темноволосая девушка, что и несколько минут назад, пускай сейчас на него вместо пары глаз смотрело одно-единственное око, принадлежащее тошнотворному склизкому существу.
Он покрепче сжал ее — или его, — отдавая себе отчет в том, что ей настолько же неприятны его прикосновения, как и ему, — и поверх плоской разноцветной головы оглядел огромный зал. От обилия цветов и оттенков, совершенно не предназначенных для примитивных человеческих глаз, у Диксона застучала кровь в висках. И, хотя странное создание затихло, повиснув у него на руках, он мог лишь догадываться, как тяжело было жрице сохранять спокойствие.
К его горлу подступил комок, когда стало ясно, что таким образом чудовище выражает абсолютное доверие, хотя, очевидно, боится его. Но Диксон знал, что сойдет с ума, если пробудет тут слишком долго. Он уже перестал различать цвета, пол продолжал вздыматься под ногами, и было понятно, что пришла пора действовать. Поэтому он покрепче сжал дорогое сердцу существо, и чуждые человеческому языка слова, переданные ему сверхразумом, сами вырвались у него изо рта.
Эти слова было невозможно записать никакими письменными знаками, как и проговорить еще раз, потому как на слух они казались едва различимым шепотом. Но в тот момент, как заветные слоги сорвались с губ Диксона, он почувствовал какое-то изменение в самой материи храма. Затем внезапно потемнело. Он с облегчением вздохнул, когда головокружительные цвета покинули его поле зрения, вместе с тем почувствовав, как странное создание у него в объятиях застыло, а время остановилось.
Потом в окружающей тьме начал нарастать какой-то звук, становящийся все громче и громче, пока у Диксона, в конце концов, не заложило уши. Вдобавок к этому, он ощутил исходящую откуда-то вибрацию. Пульсация и шум быстро усиливались, превращаясь в неконтролируемую какофонию звуков. В кромешной тьме происходила настоящая битва богов, невидимая из-за всепоглощающей пустоты, попросту недоступная взору простых смертных.
Ошеломляющий рев все нарастал и нарастал, пока Диксону не показалось, что голова вот-вот расколется от невыносимого грохота побоища, непостижимого для человеческого ума. Пол, казалось, провалился в небытие, а окружающий мир превратился в черный вихрь, и уже невозможно было понять, где низ, а где верх. В воздухе бушевал настоящий ураган скрежета и дребезжания. Ничего не видящий, оглушенный и не понимающий, что происходит, Диксон покрепче прижал свою любовь к груди и замер в ожидании неизвестно чего.
Он потерял счет времени. Стараясь не обращать внимания на суматоху и кромешный мрак, он пытался предугадать, что случится дальше: победит ли золотистая сущность и сможет ли она сделать так, чтобы Диксон с жрицей были вместе, пускай даже и в загробном мире. Теперь он совершенно спокойно думал о жизни и смерти, так как знал, что жизнь без второй половинки подобна мучительной и долгой смерти. Без прекрасной девушки жизнь Диксона уже ничего не значила, и если она умрет, то и он с радостью расстанется с жизнью, чтобы только быть с ней. Его голова кружилась от безумных размышлений и шума великой битвы, бушевавшей неподалеку.
Казалось, сама вселенная превратилась в оглушающий водоворот криков, сражения и безумия, бурлящий целую вечность. Тем не менее, появилось впечатление, что скрежет и грохот стали постепенно сходить на нет. Звон в ушах постепенно ослабевал, и, судя по постепенно стихающим звукам, битва подходила к концу. Вскоре тьму заполнило безжизненное спокойствие.
Затянувшаяся тишина действовала на нервы и терзала уши. В конце концов из темноты донесся громкий и невозмутимый голос. И он точно не принадлежал инопланетному сверхразуму. Речь неизвестной сущности состояла не из слогов, составляющих слова, а из понятных Диксону мыслеформ, передающихся прямо в мозг.
— Моя избранная жрица, — произнес бесстрастный голос. — Неужели ты хотела меня уничтожить?
Диксон почувствовал, как вздрогнуло существо у него в руках, и понял, что оно расслышало вопрос. Он с трудом осознал, что голос, должно быть, принадлежит Илю, — а значит, светящаяся сущность, перенесшая его сюда, пала в бою.
— А тебя, Диксон, — продолжал говорить монотонный голос, — послал мой враг. Ты кажешься мне очень странным созданием, Диксон. Я могу общаться с тобой и видеть тебя только благодаря силам, отнятым у напавшей на меня враждебной сущности. Твой разум для меня сродни хаосу. Какое заклинание ты наложил на мою избранную жрицу? Она больше не повинуется мне!