— Вы хотите сказать, что он верил… — начал было я.
— Да, — перебил меня Сеннет. — В прошлые столетия многие люди искренне поклонялись дьяволу. В тринадцатом веке были люцифериане. Потом тамплиеры, альбигойцы, катары — это только общеизвестные религиозные культы. Ваш брат являлся номинальным лидером и… — он криво усмехнулся, — предназначался на роль козла отпущения, на случай, если местные жители выйдут из-под контроля и решат сбросить с себя хомут. Грабежи, кстати, совершали они же, подстрекаемые жрецом и вашим братом. Несмотря на то, что жрец был искренне верующий, он не был против получения прибыли на стороне.
— Но к чему весь этот маскарад? — спросил я.
— Я думаю, что когда ваш брат был убит, настоящий лидер занял его место в качестве жреца и объявил, что, пока не найдут убийцу Джейсона Бентли, он восстанет из могилы и будет мстить. Жрец хотел вернуть местных в лоно секты. Когда появились вы, он испугался, что вы откроете правду, и пустил о вас кое-какие слухи. Видите ли, местные жители достаточно суеверны, чтобы поверить чему угодно.
— И в первую ночь…
— Он спрятался в склепе, планируя напугать вас. Но, когда появилась девушка, он воспользовался возможностью нанести первый удар, убив ее и позволив вам рассказать странную историю. Поразительно, — покачал головой Сен-нет, взял руку жреца и поднял ее, затем отпустил, позволив ей свободно упасть, причем тело жреца перевернулось, но руки старого Эйба Линка все еще стискивали ему горло. — Просто поразительно, до каких глубин он пал, — задумчиво продолжал Сеннет. — Как и многие другие, он стал дьяволопоклонником ради острых ощущений, и постепенно запутывался все глубже и глубже. Когда же он обрел искреннюю веру в Сатану, то утратил все ориентиры, и у него осталось лишь одно желание — заполучить новообращенных для Люцифера.
Сандра вдруг вскрикнула и, дрожа, прижалась ко мне. Я обнял ее за плечи. Когда Сеннет перевернул тело жреца, маска соскользнула с него и откатилась в сторону, обнажив распухшее, почерневшее лицо сатаниста…
Лицо моего кузена Лью Кина!
Я, волк[46]
Эдгар Койл остановил машину на ухоженной дороге и с любопытством уставился на дом, высившийся впереди. Казалось, тот почти не изменился за прошедшие шесть лет. Большой старомодный особняк, одиноко стоящий на склоне Серой Горы. Внизу, в долине, была небольшая деревушка, к которой вела хорошо укатанная дорога, хотя по бокам ее склон плотно зарос кустарником.
Мальчишкой Койл боялся этого кустарника. Он был такой густой, такой темный и мрачный, словно предоставил в своих затененных глубинах кров жутким чудовищам, которые часто преследуют детей во сне. Частенько, со страхом глядя в окно своей спальни, Койл представлял, как чужие глаза смотрят на него снизу. А по ночам, когда в деревне принимались завывать собаки, он просыпался, дрожа от ужаса. Во всем был виноват рассказ о проклятии Койлов — легенда об оборотне, которую не раз рассказывал ему горбатый суеверный слуга Линч.
«Но теперь-то, — подумал Койл, — я давно перерос эти глупости».
Он возвращался домой впервые с той ночи шесть лет назад, когда поссорился со своим дедушкой, старым Эвереттом Койлом. Ссора закончилась изгнанием юноши из дома. Ему было объявлено, что с этих пор он должен сам заботиться о себе.
Так Койл и сделал. Но с годами старая ненависть к молчаливому, угрюмому старику потускнела и исчезла. Теперь Койл понимал, что сам тоже виноват. Просто столкнулись нетерпение юности и самоуверенность старости. И вдруг Койлу пришло примирительное письмо от деда: «Приезжай, чтобы в последний раз подать друг другу руки, прежде чем я умру», — написал старик.
С легкой улыбкой сожаления, Койл вылез из машины и пошел по дорожке. Когда он постучал в дверь старомодным бронзовым дверным молотком, то задался вопросом, кто откроет ему и ведет ли еще домашнее хозяйство старый Линч.
Да, дверь открыл именно Линч. Его гигантское горбатое туловище, покоившееся на коротких ногах, трудно было с кем-нибудь спутать. Смуглое морщинистое лицо, щетинистая седая борода. И черные как уголь, искрящиеся глаза, уставившиеся в лицо Койла.
— Ты что, не узнал меня? — спросил Койл. — Привет, Линч!
Тот отступил, лицо его превратилось в искаженную маску страха и ненависти.
— Я узнал тебя, Эдгар, — проскрипел он. — Твой дед сообщил, что ты приедешь. Ты просто дурак!