И ничего не нашел.
Хуже всего было угнетающее его ужасное одиночество. Арнсен слишком уж близко находился к краю Солнечной системы и окружавшей ее таинственной Неизвестности. И был он единственным живым существом в месте, которое и предназначено-то не было для человека. Ужасное однообразие астероида вонзалось в его голову, точно острый нож, пронзая неистовым холодом. В поисках не было никакого облегчения. Далекое Солнце с ясно видимой короной было слишком маленьким отсюда. Кроме него, небо было полно звезд, не мерцающих, как на Земле, а сияющих с дикой яростью, вечных и неустанных. В освещенных солнцем местах его жгло сквозь скафандр, в тени он дрожал от холода.
Но все же, чувствуя лишь тошноту и ненависть, искал то неизвестное, что забрало его Дуга.
Парень был поэтом, мечтателем, дураком, а потому простой жертвой для ужаса, который где-то таился на астероиде.
Исчерпав все силы, Арнсен пошел к кораблю. Воздух в скафандре кончался, а он так и не нашел ни единого следа Дуга или Гастингса. Он машинально шел к кораблю…
Корабль оказался дальше, чем он думал. Наконец, Арнсен увидел его у высокого сталактита, сияющего в солнечном свете, и ускорил шаг. Ну, почему он не подумал взять с собой запасные баллоны с кислородом?
Фиксатор люка скользил под его неуклюжими в толстой перчатке скафандра пальцами. Наконец, люк распахнулся. Арнсен прошел через воздушный шлюз, поднял стекло своего шлема и с наслаждением вдохнул свежий воздух. Кислородные баллоны стояли в специальной стойке рядом. Он сменил баллоны на спине и проглотил еще несколько таблеток кофеина.
Наверное, какой-то инстинкт заставил его обернуться и глянуть в иллюминатор. Снаружи, примерно в четверти мили от корабля, брела, шатаясь, фигура в скафандре…
Сердце Арнсена бешено заколотилось. Одним движением он застегнул скафандр, опустил стекло шлема и выскочил в шлюз. Ему показалось, что прошла вечность, прежде чем он очутился снаружи и запрыгал, напрягая все силы, к человеку, который упал и беспомощно лежал, ярко освещенный Солнцем. Кто это? Дуг? Гастингс?
Это оказался О’Брайен, с лицом, посеревшим от усталости и кислородного голодания. На мгновение Арнсену показалось, что парень мертв. Он сунул одну руку под спину, легко приподнял его и он попытался открыть стекло его шлема, рука заскользила, и тогда он просто вырвал из опустевшего баллона О’Брайена кислородный шланг и соединил со своим запасным баллоном. В скафандр О’Брайена потек живительный воздух.
Ноздри парня дрогнули, и он сделал первый вдох. Арснен глядя на него, оскалил зубы в безрадостной улыбке. Прекрасно! Щеки О’Брайена порозовели, глаза открылись и уставились на Арнсена.
— Не удалось найти ее, — прошептал он по радиофону. — Дейдру… Я не смог найти ее, Стив.
— Что произошло, Дуг? — спросил Арнсен.
О’Брайен глубоко вздохнул и покачал головой.
— Я проснулся… меня словно что-то толкнуло. Он… — он с трудом расстегнул перчатку скафандра и показал зажатый в руке молочно-белый кристалл. — Он почувствовал, что она близко. И я тоже почувствовал. Я проснулся, подошел к иллюминатору и увидел световые сигналы. И еще там был Гастингс. Я думаю, она позвала его. Он бежал за световыми всполохами… Я как можно быстрее натянул скафандр и тоже побежал. Но Гастингс бежал слишком быстро. Я преследовал, пока не потерял его из виду. Прошли часы. Затем я увидел, что уровень кислорода в баллонах угрожающе низкий. Тогда я попытался вернуться к кораблю… — Он с трудом улыбнулся. — Почему она позвала Гастингса, Стив? Почему не меня?
Арнсену показалось, что его обдало холодом.
— Мы улетаем с этого астероида. Немедленно.
— Улетаем без Гастингса?
— Мы… Я поищу его сам. Здесь есть жизнь, злая жизнь. Чрезвычайно опасная.
— Не злая, нет, — тут же принялся спорить О’Брайен. — Она вне зла и добра. Я никуда не полечу, Стив.
— Полетишь. Если придется, я просто свяжу тебя.
Рука О’Брайена в перчатке стиснула молочно-белый кристалл.
— Дейдра! — прошептал он.
И в пустоте над ними появилось свечение.
Не нужно было никакого другого знака. Арнсен запрокинул голову, глядя на это невероятное зрелище.
Дейдра, подумал он. Затем в памяти у него всплыло само собой другое имя.
Цирцея![23]
Цирцея из Колхиды, богиня, превращающая мужчин в свиней! Цирцея — богиня, а не человек!
И та, что появилась из сияния наверху, тоже не была человеком. Она выглядела прекрасной девушкой, нагая, плывущая в пустоте, с разметавшимися во все стороны волосами цвета заходящего солнца. Ее тело был совершенной красоты, живое и доброе. Глаза прикрывали длинные ресницы.
Нежным было ее лицо, но одновременно чуждым и совершенно неземным. Прекрасное, но это была не человеческая красота.
И одеянием ее служили кристаллы всех цветов радуги.
Большие кристаллы и маленькие, многогранные драгоценные камни танцевали и мерцали на фоне черного неба и белого тела Цирцеи. Лунно-желтые, янтарно-золотистые, голубые, как море у Капри, зеленые, как покрытые соснами склоны земных гор, яростно-алые и ослепительно-зеленые, как чешуя дракона!
Каким-то дальним кусочком сознания Арнсен понял, что ни одно живое существо не может существовать без защиты на этом ледяном, лишенным воздуха астероиде. Но одновременно он видел, что девушку окружают и тепло, и воздух.
Ее защищали кристаллы. Каким-то неведомым образом он понял это.
О’Брайен принялся биться у него в руках. Он тоже увидел девушку и пытался освободиться, чтобы отправиться к ней. Арнсен изо всех сил удерживал его.
Тогда О’Брайен нанес удар по лицевому стеклу шлема друга. Его бронированная перчатка попала по металлической пластине шлема. Полуоглушенный, Арнсен сделал шаг назад, не отпуская О’Брайена. Тот выскользнул из его ослабевших рук. Арнсен почувствовал, как что-то оказалось в его ладони, и стиснул кулак.
О’Брайен освободился, мгновенно сорвал с плеч Арнсена кислородный баллон, и зашагал к девушке. Она была уже далеко и уплывала…
Арнсен зашатался. В голове запульсировала боль. Слишком поздно он понял, что во время драки заело его воздушный клапан. Неуклюжими пальцами он попытался его исправить — и упал.
Шлем ударился о твердую поверхность астероида. И наступила темнота…
IV
Цирцея бессмертная
Когда Арнсен очнулся, было темно. Кислород поступал в его скафандр — все же, в последний миг перед падением ему удалось исправить клапан. Над головой, на фоне звездного неба, горело увенчанное короной Солнце. А у скалы лежал корабль.
И не было никаких следов О'Брайена.
После этого Арнсена накрыло что-то сродни безумию. Снова ужасное космическое одиночество сдавило его горло. Дуг исчез, как и Гастингс. Где же они?
Арнсен искал их много дней подряд. Измученный, обессиленный, одуревший от стимуляторов, он раз за разом, с перерывами на сон, надевал скафандр и выходил на поиски. День за днем он обыскивал этот крохотный мирок, всматриваясь в залитые солнцем места, шаря наощупь по черным теням, выкрикивая имя О’Брайена попеременно с горькими ругательствами, звеневшими у него в ушах. Время тянулось и тянулось. Ему казалось, что он провел здесь уже вечность. Он уже не помнил те времена, когда не приходилось натягивать опостылевший скафандр и тащиться по астероиду, выискивая металлический блеск скафандров пропавших, или танцующих в черной пустоте огней, окутывавших стройное белое тело…
Но не было ничего.
Кто же она такая? Кем она являлась? Не человеком — нет! А кристаллы… что такое они?
Однажды, возвращаясь к кораблю, опустив голову, Арнсен оказался на том месте, где прежде видел девушку. И что-то бросилось ему в глаза на голой поверхности астероида. Жемчужно-яркий драгоценный камень.
23
В поэме «Одиссея» волшебница обратила в свиней спутников Одиссея, а его самого удерживала при себе в течение года. В переносном смысле Цирцея — коварная обольстительница (прим. перев.).