Таким был сын Старика Сэм Брюстер.
У него были определенные способности. Сверхчеловеческие способности. Старик нарушил правительственные законы, поскольку не отправил младенца в лабораторию для проверки и тестирования — и последующего уничтожения. Вместо этого он построил этот дом, и мальчик не выходил за пределы его территории.
Затем постепенно, отчасти ради того, чтобы у мальчика были товарищи, а частично из сострадания Старик начал собирать других детей. Тайно. Мутанта-ребенка здесь, мутантку там, привозил он их, пока в большом доме не появилась большая семья. Он брал их не наугад. Ведь с некоторыми было бы небезопасно жить. Некоторым лучше было умереть сразу после рождения. Но тех, у которых что-то было за душой помимо странных особенностей, он отыскивал и защищал.
А введение в эту семью Керна выдало тайну Старика. Мальчик слишком долго жил среди обычных людей, пока у него не начали расти крылья. Ему было уже восемнадцать лет, а его крылья были в размахе почти два метра, когда его нашел старый мистер Брюстер. Семья пыталась держать его в секрете, но слухи уже просачивались, когда Керн переехал в убежище Брюстера, и продолжали распространяться, пока власти, наконец, не выдвинули Старику ультиматум.
— Это моя вина, — с горечью сказал Керн. — Если бы не я, вам бы не досаждали.
— Вовсе нет, — глубокий, яркий глаз Куа смотрел прямо на него. — Ты прекрасно знаешь, что, рано или поздно, они все равно бы нашли нас. И пусть это произойдет теперь, пока мы молоды и способны приспосабливаться. Мы можем легко уйти, и это нам даже понравится. — Голос ее слегка задрожал от внутреннего скрытого волнения. — Подумай сам, Керн! Новые миры! Нечто за пределами Земли, где все будут такие, как мы!
— Но я человек, Куа! Я чувствую себя человеком! Я не хочу уходить. Здесь моя родина!
— Ты говоришь так только потому, Керн, что вырос среди обычных людей. Но подумай сам. Есть место для любого из нас — но только не здесь!
— Знаю, — криво усмехнулся он. — Но мне это не нравится. Ладно, давай-ка вернемся. К настоящему моменту они уже должны предъявить ультиматум. Я хочу услышать его. Хотя я заранее знаю ответ. А ты ведь тоже?
Куа кивнула, глядя, как он с точкой смотрит на пустое голубое небо и холмы теплого октября. Мир для людей. Но только для людей…
Обитатели убежища Брюстера уже собрались.
— У нас мало времени, — сказал старый мистер Брюстер. — Они уже направляются сюда. Чтобы забрать вас всех на эвтаназию.
Сэм Брюстер резко рассмеялся.
— Мы могли бы устроить им теплый прием.
— Нет. Вы не можете бороться со всем миром. Да, вы могли бы уничтожить много народу, но это делу не поможет. Машина Брюса — единственная надежда для всех вас. — Голос его чуть дрогнул. — Мир покажется мне одиноким, дети мои, когда вы уйдете.
Они смотрели на него с какой-то неловкостью, обширное семейство странных мутантов, только-только вышедших из детского возраста, но ставшими не по годам зрелыми.
— Как вы знаете, мирам нет конца, — сказал Брюс. — Есть бесконечное множество миров, в которых мы не смогли бы жить. Но где-то среди них должны быть и миры, для которых наши мутации — норма. Я заложил в машину образцы всех нас. Машина отыщет подходящий для нас мир — по крайней мере, для кого-то из нас. А остальные могут продолжить поиски. Я могу построить дубликат машины в любом мире, где вообще смогу выжить. — Он улыбнулся, и его странные глаза вспыхнули.
Странно, подумал Керн, как часто мутантов выдают именно глаза. Ну, про Куа и разговоров нет. И про Сэма Брюстера с его ужасными тайными глазами, защищенными вторичными веками, которые открываются, лишь когда он в гневе. А у Брюса Халлэма странность не столь очевидна, но сложность его мозга можно легко заметить в глубине его непостижимых глаз.
Брюс знал все о машинах в самом широком смысле этого слова — причем эти знания были за пределами понимания людей. Он мог творить чудеса с любыми устройствами, которые создавали его ловкие пальцы. Казалось, он чисто инстинктивно создавал невиданные изобретения и использовал их в самых простых, даже примитивных механизмах.
В углу комнаты, за круглой стальной дверью было стальное помещение, которое Брюс создал всего лишь неделю назад. На ней горела панель управления, проходя через все части спектра и время от времени становясь чисто красной. И когда она становилась красной, это означало, что мир, в который открывалась стальная дверь, был подходящим для каких-либо мутантов. Красный свет означал, что машина нашла мир, который не только мог поддерживать человеческую жизнь, но примерно соответствовал известному им миру, и что-то в нем подходило, по крайней мере, для одной группы мутантов.
У Керна кружилась голова, когда он думал о Вселенных, пролетающих за этой дверью, о мирах, на которых ничто не могло жить, о мирах из газа и пламени, о мирах изо льда и воды… И в этом бесчисленном скопище миров были такие же, как их собственный мир, миры воды и солнца…
Это было невероятно. Но так же, как и крылья у него на спине, как циклопический глаз Куа и ужасный взгляд Сэма Брюстера, таким был и разум в черепе Брюса Халлэма, создавшим мост для всех них.
Керн оглянул всю группу. Расслабившись в тени у стены сидела Бирна, последняя из семьи мутантов, глядя на него пристальными серыми глазами. Керна, как всегда, когда он встречался с ней взглядом, кольнуло сострадание.
Физически Бирна была самой слабой из всех них. Стоя, она едва достигала колена Керна. Она была прекрасно сложена в своих масштабах, тонкая и хрупкая, точно стеклянная. Но красивой она не была. Было какое-то смещение в чертах ее лица, делавшее ее трогательно уродливой, а печаль в серых глазах, казалось, отражала печаль всего мира.
Зато у Бирны был волшебный голос, а также и разум. Мудрость прибывала к ней точно так же, как знания к Брюсу Халлэму, но в ней было бесконечно больше теплоты, чем в нем, Брюсе. Керну иногда казалось, что Брюс способен расчленить человека так же бесстрастно, как разрезать пополам проводок, если ему потребуется материал для эксперимента. Внешне Брюс выглядел самым нормальным из всех них, но он не пройдет даже самого поверхностного исследования мышления.
— Чего мы ожидаем? — нетерпеливо спросил Брюс. — Все готово.
— Да, вам нужно спешить, — подтвердил Старик. — Смотрите, свет ведь сейчас красный, верно?
Панель над стальной дверью была оранжевой, но пока они смотрели, она все более становилась румяной. Брюс сделал шаг вперед и положил руку на рычаг, открывающий дверь. Когда сигнал сделался чисто красным, он с силой толкнул стальной стержень.
В полутьме за открывшейся дверью порыв светящихся атомов дунул над скалистым горизонтом. Напротив двери были башни, арки и колонны, а высоко в небе летели какие-то огоньки, возможно, это был самолет.
Все молчали. Через секунду Брюс, поморщившись, закрыл дверь. Свет над дверью заколебался и сместился к красно-фиолетовому, затем стал синим.
— Не этот мир, — сказал Брюс. — Попробуем еще раз.
— Это не имеет значения, — пробормотала в темноте Бирна. — Любой мир будет для нас таким же.
Голос ее звучал лучшей музыкой.
— Послушайте! — сказал Старик. — Вы слышите гул самолетов? Время, дети мои. Вы должны уйти.
Стояла тишина. Все, не отрываясь, смотрели на панель над дверью. Цвета колебались туда-сюда по всему спектру. Затем снова засветился слабый румянец.
— Придется выбрать его, если будет выглядеть нормально, — сказал Брюс. Снова кладя руку на рычаг.
Свет покраснел. Круглая дверь бесшумно распахнулась.
Из нее ударил солнечный свет, были видны низкие зеленые холмы и неподалеку в долине гроздья городских крыш.
Не сказав ни слова, не оглянувшись, Брюс шагнул в дверь. Остальные, один за другим, двинулись за ним. Последним был Керн. Губы его были крепко стиснуты, и он тоже не оглянулся. Может, ему и удалось бы увидеть за окном землю и синее октябрьское небо. Но он не оглянулся. Он сложил крылья и пригнулся, входя через шлюз в новый мир.