Все это время я думал и пришел к заключению, что должен заменить Флосси. Я боялся только недоразумения. В моем решении не было ничего героического. Это было дело простого здравого смысла и справедливости. Моя старая, негодная жизнь никому не нужна, девочка только начинала жить. Ее смерть убила бы ее родителей, а обо мне некому горевать. Напротив, несколько благотворительных учреждений порадовались бы моей смерти.
Тем более, дорогое, милое дитя ради меня попало в это положение! Кроме того, мужчина легче встретит смерть в такой ужасной форме, чем слабое, нежное дитя. Я не трус и от природы смелый человек, но мой план заключался в том, чтобы выручить прежде всего девочку из беды, а затем убить себя, надеясь, что Всемогущий Бог простит мне самоубийство в таких исключительных обстоятельствах. В несколько секунд все эти мысли промелькнули в моей голове.
– Хорошо, Мекензи, – сказал я, – скажи дикарю, что я буду выкупом за Флосси, но что я ставлю условием, чтобы она была дома, прежде чем они убьют меня!
– Нет! – вскрикнули вместе и сэр Генри, и Гуд. – Это невозможно!
– Нет, нет, – возразил миссионер, – я не запачкаю своих рук человеческой кровью! Если Богу угодно, моя дочь умрет, на то Его святая воля. Вы храбрый и благородный человек, Квотермейн, но я нам не позволю сделать это!
– Если другого исхода нет, я сделаю это! – сказал я решительно.
– Это важное дело, – сказал мистер Мекензи, обращаясь к лигонини, – мы должны подумать! На рассвете мы дадим ответ!
– Очень хорошо, белый человек! – отвечал небрежно дикарь. – Только помни, если запоздаешь с ответом, твое дитя никогда не расцветет в пышный цветок, я убью ее вот этим копьем! Я мог подумать, что ты хочешь сыграть с нами шутку и напасть на нас сегодня ночью, но я знаю, что все твои люди ушли, здесь у тебя только 20 человек. Где ж твоя мудрость, белый человек, оставлять при краале так мало воинов! Ну, доброй ночи, прощай! Доброй ночи вам, белые люди, ваши глаза я скоро закрою навсегда! На заре я буду ждать ответа! – Повернувшись к Умслопогасу, стоявшему позади него, он произнес.
– Открой мне дверь, товарищ!
Это было уж слишком для старого вождя, который терял терпение. Последние десять минут он не мог стоять спокойно и готов был броситься на дикаря. Положив свою длинную руку на плечо воина, он дал ему такой здоровый толчок, что тот очутился лицом к лицу с ним.
Приблизив свое свирепое лицо к злобным чертам Мазаи, он сказал тихим голосам:
– Видишь ты меня?
– Да, товарищ, я вижу тебя!
– А это видишь? – он завертел топором перед его глазами.
– Да, товарищ, а вижу эту игрушку. Что из этого?
– Ты, дикая собака, хвастливый мешок, захватывающий маленьких девочек! Этой игрушкой я убью тебя! Хорошо, что ты вестник, а то я раздробил бы тебя на кусочки!
Воин махнул своим длинным копьем и засмеялся.
– Я хотел бы стоять с тобой в бою, как муж с мужем! Тогда бы мы посмотрели!
Он повернулся, чтобы уйти, все еще смеясь.
– Ты будешь стоять со мной, как муж с мужем, не бойся! – возразил Умслопогас тем же зловещим голосом. – Ты встанешь лицом к лицу с Умслопогасом, происходящим от царственной крови Чеки, из народа Амазулусов, и согнешься под ударами Инкози-кааса. Смейся, смейся! Завтра ночью шакалы будут смеяться и грызть твои кости!
Когда воин ушел, один из нас взял корзину Флосси и открыл ее. В корзине находился чудный цветок лилии Гойа, в полном расцвете и совершенно свежий. Там же лежала записочка Флосси, написанная ее детской рукой, карандашом, на кусочке сырой бумаги, в которой, вероятно, была завернута провизия.
«Дорогие мои папа и мама! – писала она. – Мазаи схватили нас, когда мы возвращались домой. Я хотела убежать, но не могла. Они убили Тома, другой убежал. Меня и няню они не трогают, но говорят, что потребуют в обмен за нас одного человека из отряда мистера Квотермейна. Я не хочу ничего подобного. Не позволяйте никому рисковать своей жизнью за меня. Попытайтесь напасть на них ночью! Они будут пировать и есть трех быков, которых украли и убили. У меня есть револьвер, и если помощь не придет, я застрелюсь! Им не удастся убить меня. Вспоминайте обо мне, если я умру, дорогие папа и мама! Я очень испугана, но надеюсь на Бога. Не смею больше писать, они начинают замечать! Прощайте! Флосси».
С наружной стороны было кое-как начиркано:
«Привет мой мистеру Квотермейну! Они обещали отдать вам корзину, и он получит свою лилию!»