— доминирующий фактор идейного становления человека — страстное влечение к достижению полноты ощущения жизни. Подобное отношение к миру достигается «реальным и жизнерадостным взаимоотношением с природой» (10, 17, 281–282).
Отчасти изменяя, отчасти продолжая романтико-трансценденталистскую программу, Торо выдвинул двойную задачу: а) жить богатой и интенсивной природной жизнью; б) жить не менее богатой и интенсивной духовной жизнью (см. 75, 37).
Таким образом, взгляды Торо компромиссны. Будучи свидетелем и участником возвышения и бурного расцвета американского романтизма, Торо ощущал и начавшуюся вскоре после этого деградацию трансцендентально-романтической идеологии. И поэтому идейным исканиям философа присущи попытки примирить теряющий почву под ногами романтизм с набирающим философскую мощь натурализмом, тяготевшим к материализму. Примирения, однако, фактически не состоялось и не могло состояться.
3. Эстетическое и этическое в переживании ландшафта
Понятие трансцендентальной «корреспонденции» требовало решения вопроса об эстетической и этической сторонах взаимодействия человека и природы. В контексте философских дискуссий трансценденталистов по данной проблеме возникали интересные повороты темы, которые не потеряли своего значения и для современной науки.
В своем эссе «Рабство в Массачусетсе» Торо касается и проблемы природы. После ниспровержения духовных ценностей современного ему общества автор несколько неожиданно обращается к читателю: «Я шел пешком в направлении одного из наших озер; но какое значение имеет красота природы, когда люди низменны? Мы ходим к озерам, чтобы увидеть в них отражение нашей чистоты; когда же в нас этого нет, мы ходим не туда. Кто может быть чистым в стране, где как правители, так и управляемые не имеют [нравственных] принципов. Воспоминания о моей стране отравляют мою прогулку…
Случилось так, что на следующий день в лесу я почувствовал запах белой водяной лилии; время, которого я ждал, настало. Лилия — символ чистоты. Она внезапно раскрылась столь чистой и ласкающей взгляд, столь сладостной по запаху, словно для того, чтобы показать нам, какая чистота и сладостность присущи ей и из чего они могут возникать — из грязи или почвенного перегноя… Какое удивительное подтверждение наших надежд содержится в благоухании этого цветка! Благодаря ему не так уж скоро я разочаруюсь в мире, несмотря на рабство, трусость и недостаток принципиальности северян, живущих в нем. Это наводит на мысль о том, какие именно законы доминировали в мире дольше и больше всего и доминируют поныне, что может наступить время, когда человеческие деяния будут источать такое же сладостное благоухание. Таков аромат, исходящий от растений. Если природа будет доставлять ежегодно подобное благоухание, я буду верить в ее молодость и мощь, в ее единство и гениальную девственность; я буду верить, что в природе обитает истина, даже в человеке, способном ощущать и любить ее…
Рабство и подобострастие не дали миру благоуханного цветка, покоряющего чувства человека. Дело в том, что рабство и подобострастие не имеют подлинной жизни: они всего лишь продукты распада и смерти, отвратительные для всякого здорового обоняния. Мы не жалуемся, что они живут, но сожалеем, что они еще не зарыты в землю. Пусть же все живое погребет их: они хороши в качестве удобрений» (10, 4, 407–408; см. также 8, 369–370).
Приведенный фрагмент раскрывает перед нами принципы подхода Торо к вопросу о соотношении природы и нравственности. В тексте присутствуют два смысловых ряда: первый — ряд природных явлений, второй — ряд явлений социальных. К каждому из них приложим эстетический критерий гармоничности, т. е. соответствие внутреннего содержания и внешней формы явления, что Торо считал важнейшим и, пожалуй, единственно существенным требованием, предъявляемым к действительности. Красота, соразмерность, завершенность смыслового принципа при полной незавершенности перспективы процесса становления — вот то главное, что выдвигалось философом в качестве эталона гармоничности. Не удивительно, что Торо, как и другие романтики, абсолютизировал «музыку природы», видя в ней трансцендентальный прообраз всякой гармонии и даже в известной степени саму субстанцию этой гармонии[8]. «Природа не производит шума. Рев бури, шелестящий лист, скороговорка дождя — во всем этом есть изначальная и неизведанная гармония. Почему мысль льется таким глубоким и сверкающим потоком, когда звуки далекой музыки достигают уха?» (10, 7, 12). Гармония изначально присуща и человеку. Она заключается в эстетически соразмерном соотношении духовных и материальных факторов — соотношении мысли, намерения, с одной стороны, и поступка — с другой. Наконец, гармония заложена и в отношениях человека с обществом, но этот вид гармонии, по мнению Торо, находится в самом печальном состоянии. Однако встает вопрос о соотнесенности природной и социальной гармонии и красоты. И здесь происходит объединение двух смысловых рядов и возникновение третьего.
8
Заметим, что одной из важных тем сочинений Торо стала тема символического смысла «звуков», анализ «мелодии» природных ритмов, «музыки небесных сфер», «тишины», «далекой мелодии» и т. д. Эти понятия-символы насыщают тексты дневников и трактатов философа. См., например, главы «Звуки», «Высшие законы» и «Заключение» «Уолдена» или небольшое эссе раннего Торо «О звуках и тишине» (1838) (см. 10, 7, 64–69).