А о том, что король уже умер, не знали (или прикидывались, что не знают) довольно многие, и до поры до времени их держали в неведении. Например, празднества по случаю дня св. Георгия шли совершенно нормально. Обед с массой приглашенных гостей проходил в присутствии принца Гарри, к которому обращались так, как протокол требовал обращаться именно к принцу. Трое дворецких (Шарп, Тайлер и Фиц-Уильям) присутствовали при смерти короля, но невозмутимо стояли во время банкета на обычных местах, распоряжаясь церемонией так, словно ничего и не случилось. Но кульминация этого жутковатого спектакля случилась в конце обеда, когда дверь приватного покоя короля отворилась, и оттуда вышел приятно улыбающийся Вестон. Наклонившись к де Веру, Суррею и Герберту, он сказал им, что его величество желает их видеть. Причем режиссер предусмотрел (или стоит сказать, что предусмотрела) всё, вплоть до весело болтающих группок придворных перед апартаментами короля.
Разумеется, первые лорды королевства о смерти короля уже знали. Но каждый из них играл свою роль до кульминационного момента, когда хорошо пообедавшая компания проследовала в часовню слушать службу по поводу торжественного дня — во главе с принцем, который, тем не менее, прошел, подчиняясь тому же протоколу, в приватную, богато убранную часовню, где имелся свой алтарь, но откуда он, по защищенному коридору, мог бы пройти в главный зал часовни, чтобы поучаствовать в определенных моментах церемонии. Разумеется, шествие принца в часовню тоже имело свою хореографию — он надевал плащ Ордена, и шел, милостиво раскланиваясь с охранниками и придворными на своем пути, каждый из которых стоял, разумеется, на своем месте. Хотя этот короткий путь считался и местом, где лично принцу можно было подать петицию. Разумеется, случайный проситель в таком месте оказаться все-таки не мог, но договорившийся с кем-то из покровительствующих придворных — запросто, вопрос цены.
В общем, только когда двери в приватную часовню закрылись за принцем, туда, со стороны покоев короля, вошли уходившие после обеда лорды, и объявили принцу новость. Кто знает, была ли она для него новостью, впрочем — вряд ли. Во-первых, Гарри был чрезвычайно эмоциональным молодым человеком, и любящая (и хорошо его знавшая) бабушка не допустила бы такого шока для внука. Во-вторых, король не умер скоропостижно, он угасал долгие годы, и все понимали, в какой стадии находилась его болезнь. Счет в любом случае шёл уже на дни. Поэтому Гарри преспокойно отсидел ещё в качестве принца весь парадный ужин, после чего всем присутствующим объявили о смерти короля.
Король умер, а что соратники?
После публичного оповещения присутствующих о смерти короля, для принца Гарри ничего, по сути, не изменилось. Власть осталась в руках леди Маргарет, архиепископа Уорхэма/Вохама, Ричарда Фокса, Джона Фишера, Томаса Говарда и лорда Герберта. Хотя сама по себе подготовка к коронации принца началась уже буквально на следующий день, когда Гарри перевели в королевскую резиденцию в Тауэре, где он был бы под надёжной защитой графа Оксфорда до момента, пока Генри VII будет похоронен. Одновременно, вышеупомянутые советники составили обращение к народу, в котором наступление новой эры анонсировалось в лучших традициях искусства рекламы.
Не секрет, что политика связывающих знать по рукам и ногам системой бондов, проводимая Генри VII, буквально напрашивалась на протесты после его смерти. Генри VIII, после коронации, столкнулся бы со шквалом жалоб, протестов и требований перемен, потому что каждая смена власти всегда подразумевает поиски тех, кто виноват в непопулярных решениях предыдущего режима. У советников во главе с леди Маргарет не было сомнений, что виноватыми окажутся именно они, если не сумеют подсунуть общественному мнению других обвиняемых. Кандидатов на роль козлов отпущения долго искать не пришлось: Дадли и Эмпсона люди боялись, их ненавидели, и считали повинными в бессчетном количестве трагедий, связанных со сбором задолженностей и игом штрафов. В общем, учитывая склонности и имидж принца, утвердившийся его появлениями на турнирах, новый режим был объявлен началом золотой эры рыцарских ценностей.