Певец бредет по мрачным тропам,
Терновник рвет его наряд:
Когда грозит река потопом,
Подмоги не находит взгляд.
С тяжелой лютней неразлучен,
Певец отчаяться готов,
И одиночеством измучен,
Сдержать не может скорбных слов:
«Плачевное вознагражденье!
Я бесконечно одинок.
Всем доставлял я наслажденье
И, обделенный, изнемог.
Чужую жизнь и достоянье
Воспел я, радуя других,
И разве только подаянье
За песни получал от них.
Со мной прощаются пристойно,
И никому меня не жаль;
С весной прощаются спокойно,
Когда весна уходит вдаль.
Ждут в нетерпенье урожая,
Семян весенних не ценя.
Всем даровал я счастье рая,
А кто молился за меня?
Всех встречных голос мой чарует,
Едва для них я запою.
Когда, когда любовь дарует
Мне цепь волшебную свою?
Нет людям дела до страдальца,
Пришедшего издалека.
Чье сердце выберет скитальца?
Кто приголубит бедняка?»
В слезах заснул он, одинокий,
И, провозвестник дивных сил,
Дух песнопений, дух высокий,
В его груди заговорил:
«Забудь, какая боль всечасно
Таилась в бедном пришлеце.
В лачугах ищешь ты напрасно
То, что найдешь ты во дворце.
Рукою верной, благосклонной
Дарован в таинстве святом,
Окажется твоей короной
Венок твой миртовый потом.
Ты шел по мрачным тропам, бедный:
Призваньем свыше одарен,
И ты, поэт, как принц наследный,
Взойдешь на королевский трон».
Пока он пел, таинственное удивление распространялось в людских сонмах, так как при звуке этих строф старец и некое виденье в образе статной жены под покрывалом с ненаглядным младенцем на руках, который приветливо всматривался в незнакомые лица и, улыбаясь, простирал ручонки к сверкающей королевской диадеме, приблизились к певцу и остались позади него, но удивлению не было предела, когда вдруг из древесной листвы любимый орел короля, с ним неразлучный, ринулся вниз к юноше, ударив его по кудрям золотым венцом, вероятно, принесенным из дворцовых покоев. Неизвестный вздрогнул в мгновенном испуге; орел уже летел к своему повелителю, оставив золотой венец на золотых кудрях. Юноша протянул венец младенцу, желавшему такой игрушки, опустился на одно колено перед королем, и взволнованный голос вновь зазвучал в напеве:
Певец утешен сновиденьем,
В лесах ведет его мечта;
Охвачен пылким нетерпеньем,
Он видит медные врата.
Наверно, тверже всякой стали
Вокруг дворца была стена,
Но песней, полною печали,
Была принцесса пленена.
Звон панцирей влюбленным страшен,
Прочь беззащитные бегут,
И нежным пламенем украшен
Их тайный сумрачный приют.
В своем безлюдном отдаленье
Они боятся короля,
Денница будит в них томленье,
Услады новые суля.
Вселяет песня в сердце веру,
Не в силах песням не внимать.
В лесах нашел король пещеру,
Там новоявленная мать.
В испуге на него взглянула,
В раскаянье поникла дочь,
Младенца деду протянула,
И старцу гневаться невмочь.
На троне сердце не черствеет;
И затихает в сердце гнев,
Как только трепетно повеет
С любовью сладостный напев.
Любовь с лихвою возвратила
Все, что похитила сперва,
И всех лобзаньями сплотила,
Исполненная торжества.
Дух песен, снизойди ты снова!
Помочь любви тебя молю.
Любовь покаяться готова,
Дочь возвращая королю.
Порадуй внуком властелина,
Утешь сурового отца,
И как возлюбленного сына
Обнимет государь певца.
Пропев эти слова, чей нежный отзвук затих под сумрачными сенями, юноша трепетной рукой откинул покрывало. Вся в слезах, принцесса поникла к ногам короля, показав ему прекрасного младенца. Певец преклонил колени рядом с нею, не поднимая чела. Никто не смел дохнуть в боязливой тишине. Несколько мгновений король хранил суровое безмолвие, потом, рыдая, заключил принцессу в свои объятия и долго прижимал ее к своей груди. И юношу тоже привлек он к себе, обняв его сердечно и нежно. Теснившиеся людские сонмы просияли в бурной радости. Взяв на руки младенца, король в благочестивом умилении вверил его хранительной власти небес, а потом почтил старца дружелюбным приветом. Не было конца счастливым слезам. Песни поэтов зазвучали, и тот вечер стал святым кануном, возвестившим всей стране нескончаемое торжество. Та земля теперь неведомо где. Лишь преданье повествует, будто Атлантида[22] таится от глаз людских в нахлынувших водах.
вернуться
…преданье повествует, будто Атлантида… — О затонувшем острове (материке) Атлантиде говорится в диалогах Платона «Тимей» и «Критий». Для Новалиса Атлантида — страна поэтов. Во второй части романа королем Атлантиды оказывается поэт Клингсор, отец Матильды, возлюбленной Генриха. Платоновские аллюзии, возможно, приобретают в романе Новалиса полемический смысл. Согласно Платону, поэты изгоняются из идеального государства, которым правят философы. Атлантида Новалиса — напротив, царство поэтов.