Рыцари во весь голос пели песнь крестового похода[26], звучавшую тогда везде в Европе:
Поруган дикою гордыней
Гроб, где лежал Пречистый Спас.
Язычник завладел святыней,
И раздается скорбный глас:
«Кто, кто меня в такой напасти
Спасет от нечестивой власти?»
Не видно воинства Христова,
Пришли дурные времена.
Кто веру восстановит снова?
Кто крест возьмет на рамена?
Гроб Господа в цепях позорных.
Кто разгромит врагов упорных?
Просторы взволновав морские,
Святая буря на земле
Стучится в стены городские,
Бушует в замке и в селе.
Призыв доносится в тумане:
«Эй, поднимайтесь, христиане!»
Бесплотные с немым укором
Являются то здесь, то там;
Паломники с печальным взором
Подходят к запертым вратам;
И подтверждают их морщины,
Как беспощадны сарацины.
Пылает грозная денница
Над христианскою страной.
Приемлет каждая десница
Свой крест и меч перед войной.
Святому Гробу сострадают,
Очаг семейный покидают.
Сердца пылают, войско в сборе,
Отплыть готовы корабли.
Скорей бы только выйти в море,
Чтобы достичь Святой земли.
Стремятся дети светлым роем[27]
Сопутствовать святым героям.
Победа воинам счастливым!
Знаменам знаменье креста!
Воителям благочестивым
Открыты райские врата.
Седые рыцари Христовы
Кровь за Христа пролить готовы.
В бой, христиане, в бой великий!
Господня рать грядет на брань.
Изведает язычник дикий
Карающую Божью длань.
Святой подвигнуты любовью,
Господень Гроб омоем кровью.
Над нами Дева Пресвятая[28],
И нам неведом в битве страх,
Мечом сражен, достоин рая,
У Ней проснешься на руках.
Свой лик Пречистая склонила,
И торжествует наша сила.
Вновь Гроб Господень скорбным гласом
Зовет отважных на войну.
Мы согрешили перед Спасом[29],
Искупим же свою вину!
Господней славе порадеем,
Землей Святою овладеем!
Вся душа Генриха кипела; при мысли о Гробе Господнем ему виделись нежные черты бледного юного лика; некто сидел на камне, беззащитный среди озверелой черни, обреченный жестокому поруганью, устремив скорбный взор на крест, брезжущий светлыми полосами вдали, тогда как в бушующих морских валах нет числа таким же крестам.
Мать послала за ним, намереваясь представить его супруге рыцаря. Гости захмелели, разгоряченные предвкушением грядущего похода, так что Генрих мог незаметно покинуть пиршество. Его мать задушевно беседовала с доброжелательной пожилой госпожой, которая приняла Генриха приветливо. На ясном небе солнце начинало садиться; золотая даль, проникавшая в сумрачные покои через узкие углубления сводчатых окон, манила Генриха, стосковавшегося по уединению, так что ему вскоре было позволено осмотреть окрестности замка.
Он выбежал на простор и осмотрелся, охваченный волнением; прямо у подножия старого утеса пролегала лесистая долина, где протекал стремительный ручей, вращающий колеса нескольких мельниц с шумом, чуть слышным на этой обрывистой круче, и далее виднелись вершины, дубравы, обрывы, так что невозможно было окинуть взором гористое пространство, и покой постепенно воцарился в душе Генриха. Воинственного угара как не бывало, его сменила безоблачная грусть, располагающая к мечтаньям. Генрих чувствовал, как нужна ему лютня, хотя едва ли представлял себе ее струны. Отрадная картина великолепного вечера навевала тихие сны наяву; цветок его сердца зарницею являлся ему порою. Он бродил в диком кустарнике, взбирался на мшистые уступы, как вдруг в ближайшей лощине послышалось трогательно-томительное пение: женскому голосу вторили чудесные лады. Сомнений не было: это лютня. Он застыл, зачарованный, вслушиваясь в песню[30], пропетую по-немецки с небезупречным произношением:
вернуться
Песнь крестового похода. — Новалисом были задуманы и другие военные песни.
вернуться
Стремятся дети светлым роем… — Крестовые походы детей упоминаются средневековыми источниками.
вернуться
Над нами Дева Пресвятая… — Немецкий комментарий уподобляет этот образ древнегерманской валькирии.
вернуться
Мы согрешили перед Спасом… — Подобные покаянные мотивы по поводу утраты христианами Иерусалима встречаются у Данте, Петрарки, Тассо.
вернуться
…вслушиваясь в песню… — В песне пленницы и в ее дальнейшем повествовании сказывается своеобразный диалогизм романа: религиозная, героическая правота Запада, засвидетельствованная песней крестоносцев, сочетается с поэтической и мистической правотой Востока.