Генрих Гейне

Гейне пользуется в «Германии» старым романтическим приемом сновидений, уводящих от действительности. Он иронизирует над немцами, которые уходят в мир фантазий от насущных требований дня:

И спится нам, и снится нам
Легко в постелях пуховых:
Немецкий дух забывает в них
О всех земных оковах.

Французам и русским земля дана,
Британцам море покорно,
Но в царстве воздушном мечтаний мы
Господствуем бесспорно.

Здесь наша гегемония.
Здесь Германцы не дробятся,
Пускай другие племена
На плоской земле селятся.

В сновидениях Гейне посещает легендарную гору Кифгейзер, в подземельях которой живет Ротбарт - царь Барбаросса, символ исконной монархической власти в Германии.

Здесь у Гейне течение романтического стиля иронически персифлируется (самопародируется). Из разговора своего с царем Барбароссой Гейне делает актуальный памфлет. Когда Гейне рассказывает Ротбарту о новоизобретенной машинке, гильотине, Ротбарт приходит в ярость и упрекает поэта в измене государству и оскорблении короны.

Гейне - уже не прежний поборник «разумной монархии», «эмансипации королей». Ему уже не кажется, что королевская власть хороша, если она будет освобождена от жадного и корыстолюбивого дворянства и поповской клики. Раньше Гейне боролся не против трона и алтаря, а против той нечисти, которая завелась в их щелях. Теперь мировоззрение поэта коренным образом изменилось. В ответе, данном Ротбарту, Гейне явно выявляет новую концепцию необходимости освобождения народов от королей, а не королей от дурных советников:

Останься дома ты лучше всего,
В своем Кифгейзере старом.
Я вижу, размыслив, не надо нам
Царя никакого и даром.

Гейне прекрасно сознает, что с собой несет деспотическая власть немецкого монарха. Он иронически говорит Ротбарту:

«Когда гильотина не по тебе,
Останься при средстве старом.
Петля - горожанам и мужикам
Мечи же - дворянам и барам

Но чередуй порой - повесь
Дворянчика немного,
Простых мужиков обезглавь - ведь мы все
Творенья господа-бога.

Верен нам уголовный суд,
Основанный Карлом Пятым,
На цехи, гильдии, чины
Народ пусть будет разъятым.

Святую империю римскую вновь,
Всю до конца, верни нам -
Верни нам ветошь гнилую назад
С дурачеством старинным».

Продолжая описывать путешествие по Германии, Гейне рассказывает о проезде через крепость Минден, Бюкебург, родину его деда, и Ганновер. Наконец в иронически-лирическом тоне Гейне изображает встречу с матерью, описывает впечатление от Гамбурга, полусгоревшего от огромного пожара.

Проходят по улицам Гамбурга видения юношеских дней. В тумане Гейне встречает своего старого цензора, хромого Адониса, «который горшки ночные продавал и чашки из фарфора»; банкир Гумпель, высмеянный Гейне Гумпелино, уже умер. Много перемен в Гамбурге. Гейне с горькой иронией расхваливает своего издателя Юлия Кампе:

Мой Кампе, как амфитрион.
Смеялся благосклонно.
Блаженство взор его струил,
Как полная света Мадонна.

Я пил и ел с охотой большой,
А в сердце слагалось решенье:
Во-истину, Кампе - великий муж,
Издателей украшенье.

С другим бы издателем давно
Я сдохнул, голодая, -
А этот мне и попить дает;
Не брошу его никогда я.

Всевышний творец, хвала тебе,
Сок гроздия создавший
И Юлиуса Кампе мне
В издатели щедрые давший.

Юлий Кампе, издатель в Гамбурге.

На деле «издателей украшенье» умело эксплуатировал Гейне. Он подписал с ним генеральный договор на все его произведения, купив их очень дешево. В приведенных строках отразилась горечь Гейне по поводу этой невыгодной для него сделки.

Трудно исчерпать в отдельных цитатах многообразие тем поэмы Гейне. «Германия» заканчивается фантастической беседой поэта с Гамоннией, богиней-покровительницей Гамбурга. Приподнимая крышку волшебного котла, наполненного чудесной гущей, богиня призывает Гейне заглянуть в котел, чтобы увидеть грядущие судьбы Германии:

Что я увидел - не расскажу,
Уста моя клятва связала.
Мне лишь позволено сказать, -
Господи, как воняло! -

Я помню с отвращеньем еще
Об этом проклятом, гнусном
Прологе запахов - где юфть слилась
С тухлым качаном капустным.

Ужасны запахи были, господь,
Что вслед за первым встали,
Как-будто тридцать шесть клоак
Все разом выгребали.

Я знаю, памяти светлой Сен-Жюст
Сказал в комитете спасенья,
Что розовым маслом тяжелый недуг
Не приведешь к исцеленью.

Но этот немецкий грядущий дух
По мерзости был больше,
Чем мог вообразить мой нос, -
И я не выдержал дольше…

Омерзительной, невыносимой клоакой представлялась Гейне Германия, управляемая тридцатью шестью деспотами.

И ему виделось будущее туманным и загадочным, потому что он знал, что у наирадикальнейших соотечественников - нет решимости расправиться с германской монархической государственностью. 

Гейне заканчивает поэму хвалой силе сатиры, страшного оружия в руках поэта. Гейне, обращаясь к королю, говорит:

Поэтов живых обижать не смей,
У нас есть оружие и пламя,
Ужаснее молнии Зевса оно,
Хотя сочиненной нами.

Всех старых и новых богов оскорбляй, -
Олимпа седого клевретов,
Глумись «ад Иеговой самим,
Но только не тронь поэта!

Это - гимн поэзии, как организующей силе в Деле социального переустройства общества. Он обращается к новому подрастающему поколению:

Порода старая ханжей
Уходит, слава богу,
Она страдает недугом лжи
И гибнет понемногу.

Иное теперь поколенье растет,
Греха и притворства не зная,
С умом свободным, свободной душой,
Ему все скажу до конца я.

Уж вновь зацветает, знакома ей,
И гордость и благость поэта, -
Она горячим сердцем его
И солнечным чувством согрета.

Есть кара страшнее, чем легендарный адский огонь: это «певучее пламя» сатиры:

Так бойся, что тебя поэт
К такому аду присудит!..

Этой угрозой королю заканчивает Гейне «Зимнюю сказку».

Так Гейне расправляется в своей сатирической поэме с прусским юнкерством, с затхлыми реликвиями католичества, со всем миром романтической реакции. Замечательно, что поэт при этом пользуется старыми романтическими формами, и удачнейшим образом заостряет контраст между затхлым старым миром и грядущим новым. Он, бывший поборник «эмансипации королей», теперь уничтожает в огне Своей сатиры поповско-феодальную реакцию до конца, он требует для короля гильотину. «Певучее пламя пожирает гнилой старый мир, чтобы, как феникс из пепла, мот возродиться мир новый» - так определяет Меринг основную, ведущую мысль «Германии».

Немецкие радикалы верили в освобождение Германии, проведенное в национальных рамках и либеральными средствами. Для Гейне, под несомненным влиянием Маркса, «эмансипация немцев» - это эмансипация человечества. «Мозг этой эмансипации - философия, сердце ее - пролетариат».

«Водрузите черно-красно-золотое знамя на вершину германской мысли, - призывал Гейне радикальных патриотов, - сделайте это знамя стягом свободного человечества, и я отдам за него лучшую кровь своего сердца».

Во имя борьбы за «освобождение человечества» Гейне, этот поборник радикальной мелкобуржуазной демократии, вооружается мечом и рубит головы королям, богам и их прислужникам - католической церкви. Старый Юнгфернштиг, место фешенебельных прогулок в Гамбурге во времена Гейне.

Летят, разя, стрелы сарказма, иронии, издевательства, и в это же время в скученных домах рабочих кварталов крепнет и оформляется великая армия мятежных пролетариев, готовящаяся опрокинуть мир насилия и эксплуатации.