Фальстаф. Милорд, уверяю вас, эти признаки обманчивы. Они у меня с рождения. Я еще совершенный юноша. Я родился в три часа пополудни с седою головой и немного круглым животом. Что же дальше? Голос у меня хриплый по причине благочестия. Я надорвал его пением на клиросе. Какие привести вам доказательства того, как я еще молод? Правда, сужу я и разбираюсь во всем, как старик, но эта рассудительность у меня с младенчества.
Верховный судья. Все же пошли господь принцу более подходящего товарища.
Фальстаф. И опять вы не правы. Дай мне бог более подходящего принца. Я тягощусь таким товарищем.
Верховный судья. Вот и кстати, что король решил разлучить вас. Передают, что вас посылают в действующую армию против архиепископа и графа Нортумберленда, к герцогу Ланкастерскому?
Фальстаф. Вероятно, я вам обязан этим лестным назначением. Тем больший долг вас всех, остающихся в мирном тылу, молиться, чтобы мы не попали в слишком жаркое дело. Клянусь богом, я беру в дорогу только две рубашки и не хотел бы потеть свыше моих сил. Кроме того, если в горячую минуту я способен размахивать каким-либо другим оружием, кроме винных бутылок, пусть я лишусь слюны и навеки разучусь плеваться. Удивительное дело! Стоит появиться где-нибудь опасности, как туда сейчас же посылают меня. Понятная необходимость: мое имя наводит ужас на неприятеля. Но тогда и берегите такое средство и обращайтесь к нему только в крайности. Однако у нас, англичан, есть одно несчастное свойство. Всякую чрезвычайность мы спешим превратить в правило. Вы сейчас сказали, что я старик. Что же мне не дадут увольнительного свидетельства? Вы думаете, я обижусь, если останусь в стороне от тревог действующей армии?
Верховный судья. Поступайте честно, поступайте честно, и бог да благословит ваши начинания.
Фальстаф. Не одолжит ли мне ваша милость тысячу фунтов на первое обзаведение?
Верховный судья. Нет, ни одного пенни. Вы слишком скоры. Вы еще ничего не сделали, а требуете уже признания. Счастливой дороги! Кланяйтесь от меня лорду Уэстморленду, с которым я в родстве.
Верховный судья и помощник уходят.
Фальстаф. Как же, очень нужно! Размозжите меня плющильной машиной, если я передам этот поклон. Видно, скупость так же неотделима от старости, как веселый образ жизни от молодости. Эй, мальчик!
Паж. Что изволите, сэр?
Фальстаф. Сколько денег в нашей кассе?
Паж. Семь серебряных монет и два пенса.
Фальстаф. Чем лечить эту карманную чахотку? Займы только затягивают ее, а сама болезнь неизлечима. Снеси это письмо милорду Ланкастеру, а это — принцу Генриху. Это передай графу Уэстморленду, а это госпоже Урсуле. Я каждую неделю клянусь жениться на этой старухе, с тех пор как заметил у себя первый седой волос. Ну, марш. Ты знаешь, где потом найти меня.
Паж уходит.
Ax, черт побери, опять эта подагра! А впрочем, наплевать. Это даже к лучшему, что я хромаю. Свалю на войну и буду просить перевода на пенсию. Умный человек никогда не пропадет и даже из болезни сумеет извлечь для себя пользу. (Уходит.)
Сцена 3
ЙОРК. ДВОРЕЦ АРХИЕПИСКОПА.
Сидят с непокрытой головой архиепископ, лорды Гастингс, Моубрей, Бардольф и другие.
Архиепископ
Моубрей
Гастингс
Лорд Бардольф
Гастингс
Лорд Бардольф