В своей оде, из которой, впрочем, мы намереваемся дать сейчас отрывок, Шаплен писал, что это жилище, впоследствии именовавшееся жилищем Зирфеи, было построено лишь для того, чтобы укрыть Артенису от разрушительного действия времени. Заметим, что г-жа де Рамбуйе, которую звали Артенисой, страдала множеством недугов.
Вот лучшие строфы из этой оды: по ним можно судить о творческой манере человека, который заполнил своими книгами все библиотеки, а своей славой — половину XVII века, но сегодня известен лишь благодаря эпиграммам Буало, обретаясь теперь, по всей видимости, только в библиотеке на улице Ришелье, да и то!..
Ее величию так мал наш мир земной!
Для благородных душ тесны его просторы.
Богиня мудрости могла б ей стать сестрой,
И добродетельность не ведает укора.
Так беспримерная дает пример всем нам,
Достоинства и честь мужам являет дама.
Плоть нежная ее — души прекрасный храм.
Кто красоте вредит, тот разрушитель храма.
Но небо грозное, чей свет несет она,
Земле беспомощной ее приревновала.
И, чтоб вернуть ее, объявлена война,
И небо гневное нам бедствий шлет немало.[47]
Урганда некогда сумела волшебством
Для Амадиса и его отряда
Прервать теченье времени, о чем
Всем всюду и всегда нам помнить надо.
Хочу сегодня чары повторить —
Сберечь нам Артенису, как когда-то
Сумели Амадиса сохранить.
И той же тайной силой ворожбы
Построила я это помещенье,
Далекое от бед и от судьбы,
Свободное от времени и тленья;
Небесный свод не двинется над ним,
И старость, смерть сюда со страшным выраженьем
Не явятся — да что здесь делать им?
И эта несравненная краса,
Кого сто бед склоняют покориться,
Здесь скроется и, веря в чудеса,
Обманет зло и сможет защититься.
Она на троне; свет ее лица
Не знает, озаряя смертных лица,
Ни тучи, ни затменья, ни конца.[48]
Наконец, третье сочинение Шаплена, которое Таллеман де Рео отметил как заслуживающее внимание, это ода, обращенная к кардиналу Ришелье и напечатанная вначале лишь частично, а затем воспроизведенная в издании «Новые музы» господ Годо, Шаплена и Абера; в ней тридать строф по десять стихотворных строк в каждой.
Примерно в это время наш поэт сочинял «Девственницу». Прочитав две первые песни поэмы от корки до корки, г-н де Лонгвиль пришел в полный восторг и предложил Шаплену должность в своем доме. Однако поэт ответил, что он уже принят на службу в качестве секретаря г-на де Ноайля, посла в Риме.
Шаплен был чрезвычайно обидчив.
Спустя какое-то время г-н де Ноайль обошелся с ним крайне грубо, и он тотчас покинул его. Господин де Ноайль едва не сошел с ума от ярости, пустил в ход все средства, чтобы заполучить Шаплена обратно, и обратился за содействием к кардиналу; однако Буаробер, которого попросили выступить в этом деле посредником, напомнил кардиналу, что он в долгу перед Шапленом за оду, которую тот ему написал; в итоге кардинал не стал вмешиваться в их ссору.
Тем временем г-ну де Лонгвилю стало известно, что Шаплен лишился должности секретаря посольства; он распорядился привести к нему поэта, беседовал с ним более часа, а затем, не ставя при этом никаких условий, вручил ему какую-то шкатулку и попросил открыть ее лишь по возвращении домой. Вернувшись к себе, Шаплен открыл шкатулку и обнаружил в ней грамоту о пожаловании ему пенсиона в две тысячи ливров, обеспеченного доходами со всех имений г-на де Лонгвиля. Кроме того, Шаплен получал от кардинала пенсион в тысячу ливров, который Буаробер пожелал поднять до тысячи шестисот ливров. Именно эти шестьсот ливров и были по настоянию Шаплена предоставлены Кольте.
Понадобилось двадцать лет, чтобы «Девственница» появилась на свет, и в течение этих двадцати лет весь Париж интересовался ею. И потому в те дни, когда было объявлено о ее издании, Франсуа Пейо де Линьер, поэт-сатирик и современник Шаплена, сочинил направленную против него эпиграмму:
Лет двадцать, долгих двадцать лет
Вся Франция ждала и бдила,
Когда Шаплена «Дева» выйдет в свет,
И лишь о том и говорила.
Но вот полгода пролетит,
И глядь — никто о ней не говорит.
Эта эпиграмма привела Шаплена в бешенство; он во всеуслышание заявил, что тот, кто ее сочинил, заслуживает палок, однако так их ему и не дал.