Весьма часто он ссорился с кардиналом из-за того, что чересчур смело говорил с ним о тех, кто попал в опалу, и, никогда не выступая против них, неизменно действовал в их пользу. Кардинал противился такому давлению, но в конце концов Буаробер добивался своей цели: он знал слабую сторону кардинала; ему удавалось рассмешить его, а когда кардинал смеялся, он лишался способности к сопротивлению.
Вспомним маршала де Витри, убийцу, а точнее сказать, наемного убийцу, лишившего жизни маршала д'Анкра. Так вот, в силу естественного круговорота событий, со смертью Люина, своего покровителя, он, в свой черед, лишился не только влияния, но и свободы: кардинал приказал заключить его в Бастилию за то, что он ударил епископа.
Находясь в заключении, Витри отправил Буароберу приглашение совместно отобедать. Несмотря на сделанные ему предостережения, Буаробер отправился в Бастилию.
Но это было еще не все: за обедом Витри вырвал у Буаробера обещание пересказать кардиналу кое-какие подробности, довести которые до его высокопреосвященства маршал считал крайне важным.
В тот же вечер Буаробер, как обычно, вошел к кардиналу.
— А, это ты, Ле Буа! — промолвил Ришелье.
— Да, монсеньор.
— Ну что, какие новости?
— Прежде всего скажу вашему высокопреосвященству, что мне довелось сегодня невероятно вкусно поесть.
— Вот оно что! Так ты обедал с Ла Фаллоном?
— Нет, монсеньор, и я сомневаюсь, что вы, ваше высокопреосвященство, догадаетесь, где я обедал.
— И где же ты обедал, Ле Буа?
— В Бастилии, монсеньор.
— Ах, так! — с недовольным видом произнес кардинал. — У господина дю Трамбле, ее коменданта?
— Нет, монсеньор, у господина де Витри, ее узника.
— У господина де Витри!
Кардинал нахмурил брови.
Буаробер сделал вид, что он этого не заметил, и продолжил:
— Вы не можете себе представить, монсеньор, каким сведущим он стал.
— Неужто! — откликнулся кардинал. — И в чем же он стал сведущ?
— В религиозных вопросах ... С помощью выдержек из сочинений отцов Церкви он доказал мне, что ударить епископа никакое не преступление.
— Выходит, Ле Буа, — промолвил кардинал, — вы беретесь критиковать короля? Вы что, разыгрываете из себя министра?
— Монсеньор ...
— Король осудил поступок маршала и желает, чтобы маршал был наказан; и потому я нахожу, что вы проявляете необычайную дерзость, встав на сторону господина де Витри и выступая против мнения короля, которое я поддерживаю.
— Вы правы, монсеньор, — поклонившись, произнес Буаробер, — и я никогда более не заговорю о государственных делах ... Так вот, по поводу поручения, которое вы, ваше высокопреосвященство, мне дали, я говорил следующее ...
И он принялся давать кардиналу отчет в том, как было исполнено это поручение; затем, закончив свой рассказ, он добавил:
— Монсеньор, мне было еще поручено сказать вам ...
— Ле Буа, то, что вам поручили сказать мне, является государственным делом?
— Нет, монсеньор, нет ... Мне поручили сказать вам, что господин маршал де Витри даст своей дочери сто тысяч экю в тот день, когда вы окажете ей честь дать ей мужа по вашему собственному выбору.
— Ле Буа! — воскликнул разгневанный кардинал. — Прошу вас, замолчите!
— О! Помнится, монсеньор дал мне еще одно поручение ...
И Буаробер принялся рассказывать об этом втором поручении, как он это делал по поводу первого порученного ему дела; однако внезапно он остановился:
— Погодите, монсеньор; мне ведь еще было поручено сказать вам ...
— Кем? Господином де Витри?
— Да, монсеньор; он поручил мне сказать вам, что у него есть взрослый сын, хорошо сложенный, хорошо 286
упитанный, и он предлагает его вам: распоряжайтесь им по своему усмотрению.
— Ах, Ле Буа, это уже чересчур!
— Простите, монсеньор, но у меня было еще и третье поручение: оно состояло в том, что ...
— Нет, вы только посмотрите, каков негодяй! — воскликнул кардинал. — В итоге он выложил мне все, да так, что я не смог рассердиться.
Буаробер и в самом деле выложил ему все, однако кардинал рассердился.
Так что Буаробер поссорился с ним. К счастью, Ситуа, врач кардинала, был дружен с Буаробером. На следующий день, когда Ришелье находился в Рюэле и выпроводил какого-то посетителя, который навел на него невероятную скуку, он спросил, обращаясь к врачу:
— Ситуа, нет ли здесь кого-нибудь, кто мог бы заставить меня забыть об этом мерзавце?