— Она получит их, — заявил Буаробер, — и от ее имени мадемуазель де Гурне благодарит вас, но ...
— Как, Ле Буа, — воскликнул кардинал, — есть еще одно «но»?!
— Да, монсеньор; оно заключается в том, что душечка Пиайон только что окотилась.
— И сколько же у нее котят?
— Пять, монсеньор.
— Да ну? — промолвил кардинал. — Душечка Пиайон плодовита! Но это не столь важно, Буаробер: я добавляю по пистолю на каждого котенка.
И мадемуазель де Гурне, обрадованная, довольная и до конца своих дней спасенная от нищеты, удалилась с четырьмя пенсионами: двумястами экю для нее самой, пятьюдесятью экю для Жамен, двадцатью ливрами для душечки Пиайон и по пистолю для каждого из котенка!
Признайтесь, дорогие читатели, что под таким углом зрения вы кардинала еще не видели!
Так что мадемуазель де Турне была чрезвычайно признательна Буароберу, которого она всегда называла добрым аббатом; однако она побаивалась его из-за небылиц, которые он то и дело распускал.
О своей подопечной, к примеру, он говорил, что у нее вставная челюсть из зубов морского волка; что за столом она снимает эту челюсть, когда ест, а потом вновь вставляет, чтобы легче было говорить; затем, когда в свой черед говорят другие, она снимает ее снова и поспешно жует, ну а когда другие умолкают, вставляет ее опять, чтобы произнести острое словцо или целую тираду.
Душечка Пиайон упоминается в исторических сочинениях, причем не только у Таллемана де Рео, но и у аббата де Мароля, и то, что он говорит о ней, могло зародить определенные сомнения относительно пола этого любопытного животного и даже стать поводом к обвинению Буаробера и мадемуазель де Турне в мошенничестве, ибо кот неспособен окотиться.
Вот что говорит аббат де Мароль:
«За те двенадцать лет, что Пиайон жил подле мадемуазель де Гурне, он ни на одну ночь не покидал своей комнаты, чтобы, подобно другим котам, бегать по крышам».
Вам понятно, какую растерянность вызвало у комментаторов подобное расхождение во мнениях. К счастью, после долгих изысканий один археолог обнаружил два стихотворения мадемуазель де Гурне, обращенных к ее кошке; в этих стихотворениях она называет ее бесстыдницей. Так что Таллеман де Рео прав, а аббат де Мариоль ошибается: речь идет одушечке Пиайон, а не о малыше Пиайон, о кошке, а не о коте, и, стало быть, душечка Пайон вполне могла окотиться, хотя она и не бегала по крышам; но это означает, что мадемуазель де Гурне должна была без всяких угрызений совести пользоваться пенсионом в пять пистолей, который кардинал подарил пяти котятам.
VI
То влияние, какое Буаробер имел на кардинала, объяснялось его природным даром смешить своими небылицами человека, смеявшегося крайне мало.
Героями его историй были прежде всего Ракан и Вуатюр.
Поясним вначале, кем был Ракан, а затем перескажем нашим читателям кое-какие из тех историй, которые Буаробер рассказывал кардиналу.
Ракан происходил из благородной семьи: он звался Онора де Бюэй, маркиз де Ракан. Родился он в 1589 году, через четыре года после смерти Ронсара и через тридцать четыре года после рождения Малерба. В тот самый день, когда на свет появился будущий автор «Пастушеских стихотворений», его отец, который был кавалером ордена Святого Духа и генерал-майором, приобрел в качестве поместья мельницу и пожелал, чтобы сын носил фамилию по этому новому владению. Купленная мельница именовалась Ракан.
Ракан командовал тяжелой конницей маршала д'Эффиа. Это давало ему средства к жизни, ибо он ничего не мог вытянуть из отца, дела которого были в крайне запущенном состоянии и который оставил сыну наследство, не принесшее тому никакой пользы. Однако позднее Ракан разбогател.
Он был пажом нашего старого друга Бельгарда, что несколько испортило его нравственность; однако г-жа де Бельгард — и это должно было послужить ему оправданием в глазах тех, кто его осуждал, — оставила ему двадцать тысяч ливров ренты из тех сорока, какие она имела. Ракану было уже лет тридцать или тридцать пять, когда ему досталось это наследство. До этого ему нередко приходилось весьма туго.
Однажды Буаробер застал его в Туре, где Ракан занимался тем, что сочинял стихи для какого-то мелкого чиновника, обещавшего ему заплатить за них двести ливров. Буаробер одолжил ему двести ливров, и у Ракана отпала необходимость сочинять эти стихи. Как видим, славный Буаробер был настоящим ангелом-хранителем.
Как-то раз Конрар застал Ракана в каком-то притоне и хотел заставить его сменить местожительство. Однако Ракан ответил: