Это заявление попало в уши людей слышащих, а не тех глухих, о каких говорит Гораций и каким поем мы. Ивранд и шевалье де Бюэй решили подшутить над Раканом.
Ракан должен был явиться к мадемуазель де Турне в два часа; друзья знали это достоверно.
В полдень появляется шевалье де Бюэй и стучит в дверь доброй старушки.
Жамен идет открывать и видит красивого кавалера.
Де Бюэй, не соизволив назвать себя, выражает желание повидаться с хозяйкой дома. Жамен тотчас входит в кабинет мадемуазель де Турне.
Та, с пером в поднятой руке, с устремленными к небу глазами и в позе вдохновенного поэта сочиняет в это время стихи.
Жамен докладывает старой деве, что какой-то человек просит разрешения поговорить с ней.
Мадемуазель де Турне, мысли которой витают в облаках, просит Жамен повторить ее фразу.
Жамен повторяет.
— А кто этот человек? — спрашивает мадемуазель де Турне.
— Он не желает называть свое имя.
— А как он выглядит?
— Это красивый кавалер лет тридцати — тридцати пяти, — отвечает Жамен, — и, мне кажется, он из благородной семьи.
— Пусть войдет, — произносит мадемуазель де Турне. — Мысль, которую я искала и которую я несомненно вот- вот нашла бы, прекрасна; но она еще может ко мне вернуться, а вот этот кавалер, вполне возможно, уже не вернется.
— Входите, сударь, — говорит Жамен шевалье де Бюэю, мало-помалу приблизившемуся к двери кабинета старой девы.
Шевалье де Бюэй входит.
— Сударь, — обращается к нему мадемуазель де Турне, — я позволила вам войти, не спрашивая, кто вы такой, и полагаясь на благоприятный отзыв Жамен о вашей наружности. Надеюсь, что теперь, когда вы здесь, вы соблаговолите оказать мне честь, назвав свое имя.
— Мадемуазель, — отвечает ей шевалье де Бюэй, — меня зовут Ракан, и я пришел поблагодарить вас за книгу, которую вы любезно прислали мне вчера.
При этом известии мадемуазель де Турне, знавшая пока автора «Пастушеских стихотворений» лишь по имени, радостно вскрикнула и велела Жамен заставить умолкнуть душечку Пиайон, которая мяукала в соседней комнате и, продолжай она мяукать, мешала бы старой деве слушать те приятные слова, какие намеревался сказать ей г-н де Ракан.
Шевалье де Бюэй, отличавшийся остроумием, наговорил мадемуазель де Турне целый короб небылиц, настолько позабавивших добрую старую деву, что, когда он поднялся, чтобы уйти, она употребила все усилия, чтобы удержать его.
Однако шевалье уже считал минуты: он мог оставаться у мадемуазель де Турне лишь три четверти часа.
В час с четвертью он решительно поднялся и вышел, унося с собой кучу комплиментов по поводу своей учтивости и оставляя старую деву в полном восторге от него.
Такое расположение духа благоприятствовало тому, чтобы вновь обрести мысль, посреди которой ее оторвали от стихотворчества и которая ускользнула, встревоженная вторжением мнимого Ракана.
Так что мадемуазель де Турне вновь взяла перо и пустилась вдогонку за этой мыслью, как вдруг в дверь позвонили во второй раз.
Жамен пошла открывать; однако Ивранд — ибо теперь в свой черед явился Ивранд — не дал ей времени доложить о своем приходе.
Уведомленный шевалье де Бюэем относительно расположения комнат, он открыл дверь кабинета еще до того, как Жамен затворила входную дверь.
— Я позволил себе войти не спросясь, — заявил он, — но с мадемуазель де Турне, прославленным автором «Тени», не подобает обращаться, как со всеми.
— Этот комплимент мне нравится! — радостно воскликнула старая дева. — Жамен! Жамен! Дайте мне мою записную книжку, я должна внести его туда.
— Я пришел поблагодарить вас, мадемуазель, — продолжал Ивранд.
— За что, сударь?
— За то, что вы соблаговоли послать мне вашу книгу.
— Я, сударь? Я ничего вам не посылала, но мне следовало бы это сделать. Жамен, дайте одну «Тень» для этого господина.
— У меня уже есть ваша книга, мадемуазель.
— Так она у вас есть?
— Да, и в доказательство этого я приведу вам что- нибудь из той или другой главы.
И он принялся читать наизусть чуть ли не половину ее книги.
Старая дева была крайне удивлена тем, что ее книга пользуется подобным успехом.
— В ответ, — сказал ей Ивранд, — я подношу вам несколько стихотворений моего сочинения.
И он, в самом деле, принялся декламировать собственные стихи.
— Какие милые стихи, не правда ли, Жамен? — спросила старая дева.