Она была дочерью некоего г-на Биго, которого называли Биго де Гизом, поскольку он был управляющим у герцога Генриха де Гиза. Отец, человек богатый, выдал ее замуж за г-на Корнюэля, брата президента Корнюэля. Эта очаровательная особа обладала необычайной живостью, что можно считать как достоинством, так и недостатком, это уж как судить; отсюда и шутка Буаробера насчет фамилии ее мужа.
Муж был очень стар, но, вне всякого сомнения вследствие их совместной жизни, не уступал в остроумии своей жене. Когда он путешествовал однажды с двумя юными очаровательными девушками, едва достигшими шестнадцатилетнего возраста, карета, в которой они находились, опрокинулась на краю пропасти, и лишь чудом ее не увлекло туда. К счастью, все трое путешественников избежали смерти, которая неминуемо ожидала их при таком падении, и целыми и невредимыми выбрались из кареты.
— Ну вот, барышни, — произнес г-н Корнюэль, вновь становясь на ноги, — я снова сделался стариком, а вы все те же юные и очаровательные девушки, хотя еще две минуты назад мне казалось, что мы все трое одного возраста.
Госпожа Корнюэль была любовницей маркиза де Сурди. Однажды, когда он поджидал ее, сидя у нее дома, и она заставила ждать себя чересчур долго, ему вздумалось обойтись с горничной так же, как он обошелся бы с хозяйкой, будь она там.
Женщина забеременела и страшно боялась, что хозяйка ее прогонит; но, когда г-же Корнюэль все стало известно, она, напротив, оставила при себе камеристку, помогла ей тайно родить и взяла на содержание ребенка, заявив:
— Это более чем справедливо, ведь его сделали у меня на службе.
Она вела судебную тяжбу, докладчиком в которой выступал Сент-Фуа, секретарь Парламента; она часто ездила к нему, но никак не могла заставить его выслушать ее доводы, ибо каждый раз его не оказывалось на месте.
Однажды она, как обычно, приехала к нему, чтобы похлопотать о своем деле, но привратник заявил ей, что хозяина нет дома.
— А где же он? — поинтересовалась г-жа Корнюэль.
— Он слушает мессу, сударыня, — ответил привратник.
— Увы, любезный, — промолвила г-жа Корнюэль, — к несчастью, он только такое и слушает.
Позднее, вернувшись к себе, она сказала:
— Этот докладчик именует себя Сент-Фуа на таком же основании, на каком монахи монастыря Белых Плащей, которые одеваются в черное, именуют себя белыми плащами.
Госпожа Корнюэль была приятельницей мадемуазель де Пьенн, бывшей канониссы. Мадемуазель была чрезвычайно красива, но, когда ей стукнуло сорок, красота ее стала увядать, хотя, чтобы сохранить цвет лица, она с двадцати пяти лет постоянно носила маску.
— Увы, — сказала г-жа Корнюэль, — красота моей бедной подруги напоминает кровать, которая ветшает под чехлом.
Как-то раз таможенные откупщики изъяли корзину с дичью, посланную ей из деревни. Госпоже Корнюэль дали знать об этой конфискации, и она потребовала обратно свою корзину, которую господа откупщики, опасаясь ее острого языка, поспешили ей вернуть; однако проявленная ими уступчивость их не спасла.
Получив обратно корзину с дичью, она сказала:
— Видимо, эти господа меня знают; вот увидите, кто-то из них непременно станет лакеем в каком-нибудь порядочном доме, где я бываю.
При очередном посвящении в рыцари ордена Святого Духа, когда этот орден получил граф де Шуазёль, благодаря своему знатному происхождению и своим заслугам вполне достойный его, в числе новых рыцарей оказались пять или шесть человек, заслуги и знатность которых были весьма сомнительны.
Несколько дней спустя, когда г-жа Корнюэль препиралась по какому-то поводу с графом и он проявил себя крайне настойчивым в этом споре, она сказала ему:
— Помолчите, а не то я припомню вам ваших собратьев.
Когда была учреждена палата по делам отравлений и, дабы внушить определенное доверие к ходившим тогда слухам, а возможно, и для того, чтобы продлить деятельность палаты, ибо ее членам выплачивалось хорошее жалованье, каждый день вешали несколько бедолаг, г-жа Корнюэль сказала г-ну де Безону, входившему в состав этой комиссии:
— Мой дорогой советник, вам наверняка должно быть стыдно, что вы вешаете лишь нищих, и, будь я судьей, я бы устроила складчину среди служителей закона, чтобы взять напрокат платья в лавке старьевщика и облачить в
них этих несчастных перед тем, как их казнят: возможно, так, по крайней мере, обманут зрителей.