Нередко подобные меткие словечки исходили из уст никому не известного человека, и в таком случае мы будем вынуждены говорить «некто» вместо «он»; это подтвердит правоту поговорки, которая была в ходу сто лет спустя: «Есть кое-кто поостроумнее господина де Вольтера. — И кто же это? — Народ».
«Herr omnes», — говаривал Лютер. («Господин "все".)
Итак, начнем с некто.
• Некая горожанка, страдавшая косоглазием и обладавшая весьма суровым взглядом, похвалялась, что какой-то герцог и пэр строил ей глазки.
— Признайтесь, барышня, — ответили ей, — что ему это очень плохо удавалось!
• Во время посвящения в сан коадъютора Руанского одна дама воскликнула:
— По правде сказать, мне кажется, что я в раю, столько здесь епископов!
— Выходит, вы там никогда не были? — спросили ее.
-Где?
— В раю.
— Нет. А что?
— Да просто там их поменьше, чем здесь.
• Какой-то выскочка, сын бакалейщика, заказал для своей гостиной молитвенную икону и внизу ее велел начертать:
«Respice fl пет».[55]
Какой-то любитель глупых шуток соскоблил первую и последнюю буквы в этом выражении, «R» и «т».
В итоге осталось: «Espice fine», то есть «Бакалея высшего качества».
• Гастон Французский, герцог Орлеанский, о котором нам уже случалось несколько раз говорить, имел рыжую бороду.
Как-то раз, повстречавшись в одном доме с кастратом, он, желая смутить беднягу, спросил его:
— Сударь, доставьте мне удовольствие, скажите, почему у вас нет бороды?
— Это очень легко объяснить, монсеньор, — ответил тот. — Дело в том, что в тот день, когда Господь Бог раздавал бороды, я пришел слишком поздно, когда они остались у него лишь рыжие; так что я предпочел не иметь бороду вовсе, чем иметь ее подобного цвета.
• Некий кучер, желая отпраздновать Пасху, словно знатный вельможа, отправился на исповедь.
Когда он завершил перечень своих прегрешений, священник приказал ему неделю поститься.
— О, нет! — воскликнул кучер. — Этого я сделать не смогу.
— И почему же?
— Я не хочу разорить мою жену и моих детей.
— Что значит разорить вашу жену и ваших детей?
— Ну да, я ведь видел, как постился во все дни Великого поста монсеньор епископ: для этого ему нужны были морская рыба, речная рыба, рис, шпинат, айвовое варенье, отменные груши, изюм, фиги, кофе и наливки. Как же тогда вы хотите, чтобы бедолага вроде меня позволил себе поститься?
• Один каноник из Реймса затеял из-за имения своей матери тяжбу с собственным отцом.
— Тебе ведь известно, — как-то раз сказал ему отец, — сколько я уже потратил, чтобы ты имел доходную церковную должность; ну да ладно, я дам тебе еще сто пистолей, и иди ко всем чертям!
Каноник на минуту задумался, а затем покачал головой в знак отрицания:
— Да нет, меньше чем за две сотни я не пойду.
• У президента де Пелло на службе состояло всего лишь два лакея.
Однажды вечером эти два лакея поссорились и решили отправиться на следующий день на Пре-о-Клер, чтобы устроить между собой поединок.
Но едва они сошлись там в восемь часов утра, как один крикнул другому:
— Да, но кто же разбудит нашего господина?
— Это верно, — ответил другой.
После чего оба они вложили шпаги в ножны и вернулись домой лучшими друзьями.
• Аббат де Ла Виктуар, Пьер Дюваль де Куповиль, был необычайно скуп.
Предупрежденный накануне о том, что две дамы, занимавшиеся благотворительностью, придут к нему на следующий день за пожертвованиями и не зная, как отправить их назад с пустыми руками, он встал на верхней площадке лестницы и, распознав по голосу своих посетительниц, крикнул лакею:
— Клод, не впускай него! Ведь из-за этой злосчастной оспы только что скончалась бедняжка Марго!
Дамы-благотворительницы продолжали бы ходить, наверное, еще и теперь, если бы лет эдак двести назад аббата де Ла Виктуара не осенила прекрасная мысль бороться с человеколюбием, призвав на помощь оспу.
• — Осторожнее, мой дорогой, — сказал г-н Дельбен, обращаясь к Дебарро, положившему себе на тарелку огромный кусок бараньей ножки, — это может навредить вашему желудку.
— Стало быть, — ответил Дебарро, — вы из тех хлыщей, кто находит удовольствие в том, чтобы переваривать пищу?
• Этот же Дебарро, уплетая в пятницу яичницу с салом и услышав раскаты грома, схватил яичницу и выбросил ее в окно, воскликнув:
— Ах, Господь, ты чересчур обидчив: столько шума из-за какой-то яичницы!