— Ах, святой отец! А разве это не еще один великий грех — забывать о французском языке?
После этого, снова впав в забытье, он еще час издавал предсмертные хрипы, а затем испустил последнее дыхание.
Мы уже рассказывали о том, как в то самое время, когда королева-мать бежала в Блуа, его величество Людовик XIII довершил в Сен-Жермене свой брак; мы рассказывали, чем завершилась небольшая гражданская война, одним из эпизодов которой стала смерть убитого Темином маркиза де Ришелье, старшего брата епископа Люсонского; мы приводили три главные статьи мирного договора, а точнее сказать, три заинтересовавшие нас статьи, согласно которым герцог д'Эпернон вновь вошел в милость, архиепископ Тулузский и епископ Люсонский получили по кардинальской шапке, а г-жа Виньеро де Пон-Курле, племянница Ришелье, получив от королевы- матери приданое в двести тысяч ливров, вышла замуж за Комбале, племянника Люина; мы рассказывали о странных любовных отношениях, связывавших Людовика XIII с его любовницами, и о том, как король сказал г-же де Люин, ставшей впоследствии герцогиней де Шеврёз, что он любит своих любовниц только от пояса и выше, на что та ответила ему: «Ну что ж, государь, тогда ваши любовницы, подобно Толстому Гийому, опояшутся посередине бедер!»; и, наконец, мы рассказывали о том, как Ги Патен, врач кардинала, написал о нем после его смерти:
«За два года до своей смерти кардинал еще имел трех любовниц: первой была его племянница, г-жа де Комбале; второй — пикардийка, то есть жена маршала де Шона; третьей же — некая красивая парижская девица по имени Марион Делорм».
Марион Делорм — знаменитейшая из куртизанок. О Марион Делорм сложены сотни легенд, и по одной из них она жила на свете почти полтора века; наконец, интерес к ней послужил для Виктора Пого поводом сочинить одну из самых прекрасных драм французского театра.
Расскажем, что представляла собой Марион Делорм; позднее мы снова встретимся с ней в связи с ее причастностью к истории несчастного Сен-Мара.
Марион Делорм родилась в Шалоне-на-Марне около 1609 или 1610 года; стало быть, в то время, о котором у нас сейчас идет речь, ей было лет восемнадцать или девятнадцать.
Она была довольно знатной по рождению и, по меркам той эпохи, богатой: в случае замужества ей дали бы в приданое двадцать пять тысяч экю; однако она предпочла остаться девицей, если только выражение «остаться девицей» приложимо к жизненному пути, который она избрала.
Это была очень красивая и привлекательная особа, все делавшая очень любезно; она не отличалась живостью ума, но прекрасно пела и восхитительно играла на лютне; она была великолепна, расточительна и сластолюбива; у нее было множество любовников, но, по ее утверждению, она испытывала любовь лишь к семи из них: как видим, таких было совсем немного. Первым у нее был Дебарро, затем в ее любовниках последовательно побывали маркиз де Рувиль, шурин Бюсси-Рабютена; Миоссан, которому она сама написала, когда ей пришла охота переспать с ним, и который ради нее изменил г-же де Роган; Арно, Сен-Мар, г-н де Шатийон и г-н де Бриссак.
Как видно, Марион Делорм не включила кардинала в число тех, кого она любила.
Прослышав о ее красоте, кардинал послал за ней, и она явилась к нему во дворец, переодетая пажом.
Он, со своей стороны, облачился в одежду кавалера. На нем было платье из иссера-голубого атласа, обшитое золотым и серебряным позументами, сапоги и шляпа с перьями.
После этого свидания он велел своему камердинеру Дебурне вручить ей сто пистолей; Марион швырнула их в лицо камердинеру.
Затем, вернувшись в комнату кардинала, она сказала ему:
— Монсеньор, по всей вероятности, это не по вашему приказу меня оскорбили, предложив мне деньги; оглядитесь вокруг себя и подумайте, нет ли у вас чего-нибудь получше пистолей, что вы могли бы подарить мне на память о нашей встрече.
Кардинал огляделся по сторонам, увидел трость, принадлежавшую г-же де Комбале, взял ее и подарил Марион, промолвив:
— Держите, красотка: эта трость досталась мне от моей племянницы.
— Прекрасно! — воскликнула Марион Делорм. — Это настоящий трофей ... Я возьму ее и сохраню.
Трость была очень красива, богато оправлена и стоила около шестидесяти пистолей; Марион всегда носила ее с собой и рассказывала эту историю всем подряд.
Ее обвиняли в том, что она служила кардиналу шпионкой; если это и было, то лишь без ее ведома или по принуждению: вот уж чего не было в характере честной куртизанки, так это подобного предательства.