Кардинал, желая вознаградить ее если и не за ущерб, который она не потерпела, а хотя бы за испытанный ею страх, подарил ей располагавшееся при въезде в Амьен аббатство, приносившее двадцать пять тысяч ливров годового дохода.
Ну а теперь понаблюдаем за кардиналом в других его любовных похождениях, в большей степени отмеченных честолюбием и удавшихся ему куда меньше, чем те, о каких мы только что рассказали.
Королева Анна Австрийская, отверженная мужем, едва замечала то, что женщины замечают всегда: церемониальную учтивость по отношению к ней кардинал Ришелье доводил до ухаживания, а почтительность — до обожествления.
Однажды вечером она получила письмо от кардинала, просившего ее о свидании и умолявшего ее устроить это свидание с глазу на глаз, поскольку цель его высокопреосвященства состояла в том, чтобы поговорить с ее величеством о некоторых государственных делах, требующих соблюдения полнейшей тайны.
Королю нездоровилось, и он пребывал в холодных отношениях с королевой, вызванных вольностями со стороны герцога Анжуйского. Мы уже говорили о вольностях, которые позволял себе монсеньор Гастон Орлеанский, и далее поговорим о них еще.
Королева дала согласие на свидание, однако поставила в оконном проеме старую испанскую горничную по имени донья Эстефания, последовавшую за ней из Мадрида в Париж и едва говорившую по-французски.
Кардинал явился в наряде придворного кавалера; в такого рода похождениях он всегда считал важным замаскировать священнослужителя: забывая о своей сутане сам, он хотел, чтобы о ней забыли все.
К тому же, подобно большинству прелатов того времени, которые в случае надобности носили латы, он носил усы и бородку клинышком; однако в ту пору подобная бородка еще не носила аристократического имени «королевская». Позднее, войдя в кабинет Людовика XIII в один из столь тяжелых и столь привычных для короля моментов, когда им владела скука, мы изыщем возможность сказать, каким образом получил такое название этот маленький пучок волос под нижней губой, напрочь искорененный при Людовике XIV, Людовике XV, Людовике XVI, Республике и Империи и вновь появившийся в годы Реставрации.
Когда кардинал вошел в покои королевы, она сидела и на лице ее играла улыбка. Королеве было в то время около двадцати трех или двадцати четырех лет, то есть она находилась в самом расцвете своей красоты, которой столь огорчительно для нее пренебрегал муж.
Кардинал был достаточно опытным дипломатом, чтобы прикрыть свое предложение, каким бы странным оно ни было, необходимостью безотлагательного выбора и тем самым заставить Анну Австрийскую выслушать его до конца.
В качестве предлога он избрал плохое здоровье короля, болезнь, с особой силой терзавшую в это время его величество, и опасения, которые он обязан был высказать как верный подданный королевы и министр великого государства, что эта болезнь может усилиться.
Он обрисовал королеве непрочное положение, в котором она окажется, если, в случае смерти короля, останется бездетной вдовой.
Корона тогда перейдет к герцогу Анжуйскому.
Смертельным врагом Анны Австрийской была королева-мать, Мария Медичи. Правда, другом ей был юный герцог Анжуйский, но что значило бы покровительство пятнадцатилетнего короля против гонений со стороны сорокадевятилетней королевы-матери?
При виде бездны, в которую она вот-вот могла упасть, королева испугалась.
— Но вы же останетесь со мной, господин кардинал! — воскликнула она. — Вы ведь мой друг!
— Несомненно, сударыня, — отвечал кардинал, — я останусь с вами, а точнее, я останусь с вами, если сам не окажусь вовлечен в это гибельное падение; но монсеньор Гастон ненавидит меня, а королева-мать не простит мне свидетельств сочувствия, которые я вам давал. Так что если король умрет бездетным, мы оба погибли: меня сошлют в мою Люсонскую епархию, а вас отправят в Испанию; печальный итог, не правда ли, для двух сердец, мечтавших о регентстве?
Королева склонила голову.
— Судьба королей, — прошептала она, — как и судьба простых смертных, в руках Всевышнего.
— Да, — промолвил Ришелье, — и потому Господь говорит созданному им человеческому существу, слабому или сильному, неприметному или высокопоставленному: «Помоги себе сам, и Бог тебе поможет».
Королева бросила на кардинала один из тех ясных и глубоких взглядов, которые проникают в сердца; однако тщетно она вглядывалась в эту душу, полную мрака: ей так ничего и не удалось увидеть в ней.
— Я не понимаю вас, — промолвила она.