Их было там на двести тысяч ливров.
Придворные, полагая, что все произошло случайно, стали нагибаться, подбирая с полу этот дождь, еще более драгоценный, чем дождь Данаи. Но, к их великому удивлению, когда они пожелали отдать Бекингему собранный позади него урожай, Бекингем, проявляя отменную любезность, обратился к каждому из них с просьбой оставить себе ту долю, какой наделил их случай, и, несмотря на все обращенные к нему настояния, наотрез отказался взять обратно хотя бы одну из оброненных им жемчужин. И тогда все поняли, что это падение жемчуга было не случайным происшествием, а проявлением учтивости, подготовленным заранее.
Такая щедрость, прямо противоположная скупости Людовика XIII, необычайно поразила Анну Австрийскую; французский двор был тогда одним из самых утонченных дворов Европы, но никоим образом не входил в число самых богатых ее дворов.
Государственная казна, собранная Генрихом IV и хранившаяся в Арсенале, ушла на то, чтобы пять раз подряд покупать мир у принцев крови. Денежные средства были исчерпаны, и все августейшие особы, которыми мы имеем честь теперь заниматься, от первого и до последнего, сильно нуждались в деньгах.
Бекингему было нетрудно заметить, какое впечатление он произвел на Анну Австрийскую; но, полагая, что для достижения цели, которую он перед собой поставил, ему следует обзавестись могущественными союзниками, герцог, рекомендованный лордом Ричем г-же де Шеврёз, явился к ней, признался ей в своей любви к королеве и, посредством бриллиантовой броши ценой в сто тысяч ливров и данных взаймы двух тысяч пистолей, добился того, что она стала не только его доверенным лицом, но и его помощницей.
Впрочем, г-жа де Шеврёз согласилась содействовать Бекингему в его безумствах ради того, чтобы устроить подвох королю, которого она любила, и кардиналу, которого она ненавидела.
Так что она не колебалась ни минуты.
Было условлено, что Бекингем станет изображать страстную влюбленность в г-жу де Шеврёз. Это не могло почлечь за собой никаких неприятностей, ибо г-н де Шеврёз, в отличие от Людовика XIII, не имел нелепой причуды быть ревнивцем.
Старая хитрость удалась.
Королева, которая какое-то время дрожала от страха, помня о характере Бекингема, хорошо всем известном, успокоилась при виде этой открыто провозглашенной любви и согласилась принимать втайне изъявления уважения и нежности, которые Бекингем повергал к ее стопам.
Однако такая возможность представлялась нечасто; особу королевы заботливо стерегли: с одной стороны, король, с другой — кардинал.
И тогда г-жа де Шеврёз задумала устроить пышное празднество в своем дворце. Вопрос обсудили с королевой, и она согласилась прийти на этот бал; король долго жевал ус, но, не найдя предлога для отказа, в конце концов тоже согласился принять приглашение.
Более того, желая посостязаться в галантности с самим Бекингемом, он по такому случаю подарил королеве двенадцать алмазных подвесок.
Со своей стороны герцог Бекингем, подсказавший г-же де Шеврёз мысль устроить это празднество, изыскивал средство как можно дольше не расставаться с королевой и в различных обличьях неотступно следовать за ней начиная с той минуты, когда она войдет во дворец Шеврёз, и вплоть до той минуты, когда она выйдет оттуда.
Посол сказал об этом своем желании г-же де Шеврёз, и она проявила себя настолько хорошей подругой, что сочла это желание вполне естественным; однако она посоветовала герцогу взять себе в помощь союзника.
Этим союзником был ее деверь, шевалье де Гиз, еще один безумец, который был вполне достоин того, чтобы состязаться с Бекингемом, и, безусловно, выдержал бы такое соперничество, не будь у него недостатка в деньгах.
Кстати, скажем несколько слов о том, кто еще из потомства Генриха де Гиза, убитого в Блуа вместе с братом, кардиналом Лотарингским, оставался к этому времени в живых.
Прежде всего, еще был жив Карл Лотарингский, герцог де Гиз, который родился 2 августа 1571 года и которому, следовательно, в описываемое нами время было пятьдесят три года.
По сравнению со своим отцом и своим дедом он был весьма незначительной фигурой. Эта семья, которая с завистью взирала на королей Франции и пыталась присвоить себе корону Генриха III, уже почти ничего собой не представляла, если сопоставлять ее с тем, чем она была за полвека до этого.
Только что названный нами принц, отец того принца, что завоевал Неаполь, в возрасте семнадцати лет был арестован и подвергнут тюремному заключению в Туре; однако вскоре он бежал из тюрьмы и встал на сторону противников Генриха IV; затем, в конце концов, он изъявил покорность и вновь обрел милость короля.