В итоге им пришлось поселиться в разных домах.
Тот, где расположилась Анна Австрийская, находился вблизи Соммы, в окружении обширных садов, спускавшихся к реке. Оказавшись одновременно самым удобным и самым живописным из всех, он стал местом встреч трех королев, а поскольку Бекингем, желавший продлить эту последнюю остановку как можно дольше, придумывал праздник за праздником, то там же собирался и весь двор.
Все ощущали тем большую свободу, что за три дня до описываемых событий король и кардинал были вынуждены уехать в Фонтенбло.
Не стоит и говорить, что после их отъезда Бекингем пустил в ход все свои средства. И вот однажды, когда при великолепной погоде, в один из тех теплых майских вечеров, какие напоены любовью и благоуханием, королева допоздна прогуливалась по саду, трепеща всем телом от того сладостного беспокойства, которое приносит с собой первый весенний ветерок, и случилось знаменитое происшествие, названное Амьенским приключением.
Вот как, по всей вероятности, разворачивались события.
Герцог Бекингем шел рядом с королевой, опиравшейся на его руку, а лорд Рич сопровождал г-жу де Шеврёз. Вначале все прогуливались по темным крытым аллеям, восторгались отблесками луны, серебристые лучи которой преломлялись о воды Соммы, покрывая их рябью; затем эти молодые люди и юные дамы, столь похожие на рассказчиков и рассказчиц из «Декамерона» Боккаччо, сели на лужайке; наконец королева встала, снова оперлась на руку герцога и удалилась, возможно в рассеянности, не подумав о том, что она делает, и не пригласив никого следовать за ней.
Опрометчивость этого шага, будь даже он не рассчитанный, а невольный, не становилась от этого меньше.
Не двигаясь с места, все стали следить взглядом за королевой и герцогом и увидели, как они скрылись за живой изгородью.
Внезапно послышался приглушенный крик, и все узнали голос королевы.
Тотчас же Пютанж, первый шталмейстер королевы, с обнаженной шпагой в руке продрался сквозь живую изгородь.
Глазам его предстала королева, бившаяся в объятиях Бекингема.
При виде этого человека со шпагой в руке, герцог, в свой черед, обнажил шпагу и, выпустив из своих объятий королеву, в ярости кинулся на Пютанжа.
Но королеве хватило времени на то, чтобы с криком броситься между ними, велев герцогу удалиться, а Пютанжу — вложить шпагу в ножны.
Бекингем повиновался.
Весь двор поспешил явиться на место происшествия.
Однако королева и Пютанж были там одни: Бекингем успел скрыться.
Все столпились вокруг королевы, вопрошающе глядя на купы деревьев вокруг и шаря в них глазами.
Однако Анна Австрийская промолвила:
— Ничего страшного; просто господин Бекингем удалился, оставив меня одну, а я так сильно испугалась, ощутив себя потерявшейся в темноте, что позвала на помощь ... Благодарю вас, Пютанж, за то, что вы пришли.
Никто не посмел бы уличить королеву во лжи, и, находясь в ее присутствии, все сделали вид, будто поверили в такую версию; но, разумеется, за ее спиной правда вышла наружу.
Ла Порт откровенно рассказывает, что герцог забылся до такой степени, что стал домогаться королевы, а Таллеман де Рео, весьма недоброжелательный, впрочем, по отношению к двору, идет в своем изложении этих событий даже несколько дальше ...
На следующий день был назначен отъезд; королева- мать никак не могла решиться на разлуку с дочерью и пожелала провожать ее еще какое-то время.
В карете, в которой они ехали, находились также Анна Австрийская и принцесса де Конти: королева-мать и Генриетта Французская сидели на задней скамье, а Анна Австрийская и принцесса Конти — на передней.
Но вот, наконец, пришло время расстаться: кареты остановились, герцог Бекингем открыл дверцу кареты, где находились королевы, и предложил руку Генриетте Французской, чтобы отвести ее к предназначенному для нее экипажу, где ее ожидала г-жа де Шеврёз, которой было поручено сопровождать юную королеву в Англию.
Но, передав ее в руки столь необычной наставницы, герцог тотчас вернулся к карете королев, поспешно открыл дверцу и, невзирая на присутствие королевы- матери и принцессы де Конти, схватил подол платья Анны Австрийской и страстно поцеловал его.
Когда же королева сделала ему замечание, что такое странное проявление чувств может бросить на нее тень, он поднялся с колен, но, не имея мужества удалиться, прикрыл лицо занавеской экипажа, из-под которой вскоре стали доноситься приглушенные рыдания. Услышав эти рыдания, королева тоже не сумела сдержать слез; она поднесла к глазам платок, и по движению ее груди королева-мать и принцесса могли понять, что она горько плачет.