Выбрать главу

«О, до чего же скверно ты шутишь!.. Ты полагаешь, что я не знаю, кто такие Менодор и Коризанда ?! Или, может быть, мне неизвестно, что только от моего отца зависело, будет ли он считаться сыном Генриха IV? Король всеми силами хотел признать его, но упрямец никак не желал согласиться на это. Ты только подумай, кем были бы Грамоны, если бы не эта пустая причуда: они имели бы пре­имущество перед такими людьми, как Сезар де Вандом. Ты напрасно смеешься, это такая же правда, как Еванге­лие».[9]

Но, по всей вероятности, шевалье де Грамон просто бахвалился.

Впервые Генрих IV увидел Коризанду мельком в 1576 году, когда ему удалось тайно покинуть французский королевский двор; однако он не находился тогда рядом с ней достаточно долго для того, чтобы завязка любовного романа, если только завязка любовного романа была на самом деле, имела какое-нибудь продолжение.

Он увидел Коризанду снова лишь в 1582 или в 1583 году, то есть два или три года спустя после смерти графа де Гиша, погибшего в 1580 году во время осады Ла-Фера. Так что шевалье де Грамону приходится оставаться вну­ком графа де Гиша, а не племянником Сезара де Ван­дома.

Что же касается датировки этого нового любовного увлечения, то указать ее нам потрудился Сюлли.

«Это происходило, — говорит он, — в 1583 году, в то время, когда король Наваррский пребывал в самом разгаре своей любовной страсти к графине де Гиш».

Некоторые авторы, защитники добродетели Прекрас­ной Коризанды, на которую так безосновательно бросает тень ее внук шевалье де Грамон, утверждают, что эта добродетель всегда оставалась чиста; это возможно — все возможно на этом свете, — но неправдоподобно.

Во всяком случае, вот письмо Генриха Беарнского, способное пролить свет на этот спорный вопрос.

Разумеется, мы приводим из него те места, какие более всего компрометируют графиню де Гиш.

«Вчера вечером я приехал в Маран, куда отправился для того, чтобы позаботиться о безопасности этого места. О, как бы я пожелал Вам побывать там! Мне никогда не доводилось видеть места, более соответ­ствующего Вашему характеру. По одной этой причине я готов выменять его ... Здесь обитают всякого рода птицы, поющие на все голоса; среди них есть и морские, перья которых я Вам посылаю; здесь водятся рыбы, раз­меры и цена которых чудовищны: крупный карп по три су и щука по пять! Это место, через которое в больших количествах перевозят товары, причем исключительно судами; земля здесь родит много зерна и очень красива. Здесь можно жить очень приятно в мирное время и без­опасно во время войны. Здесь можно веселиться с тем, кого любишь, и печалиться о разлуке. В четверг я уез­жаю отсюда и отправляюсь в Пон, где буду ближе к

Вам, но не намерен там задерживаться. Душа моя, всегда будьте ко мне доброжелательны и верьте, что моя преданность Вам чиста и ничем не запятнана: подобной еще никогда не было. Если это доставит Вам удовлетворение, будьте счастливы.

ГЕНРИХ».

Их любовные встречи происходили в Мон-де-Марсане. Красавица-вдова жила там и каждый день, если верить д'Обинье, «ходила к мессе, сопровождаемая Эспри и малы­шом Ламбером, а также мавром, баском в зеленом одеянии, обезьяной Бертраном, английским пажом, собакой и лакеем».[10]

Красотой графини или странностью ее свиты был пле­нен король? Но так или иначе, он страстно в нее влю­бился.

В то время Генрих добивался развода с Маргаритой, и каждый раз, влюбляясь в какую-нибудь женщину, он принимал решение жениться на ней. Ему недостало самой малости, чтобы жениться на Габриель: замысел этот разрушила ее смерть, а г-же д'Антраг он дал обяза­тельство вступить с ней в брак, которое, как мы позднее увидим, порвал Сюлли.

Что же касается его женитьбы на графине де Гиш, то в этом своем намерении он признался д'Обинье, что было равносильно желанию получить суровый выговор. Д'Обинье отчитал влюбленного короля и заставил его дать слово дворянина, что в течение двух лет он и думать не будет о том, чтобы жениться на Прекрасной Коризанде.

Генрих дал такое обещание, оставив за собой право поступить по прошествии двух лет так, как ему будет угодно, и д'Обинье успокоился. Ему было прекрасно известно, сколько обычно длятся любовные увлечения короля.

Д'Обинье ошибся в отношении длительности, но не в отношении страстности любви того, кого он называл скаредным волокитой и самым неблагодарным повелите­лем, какой только есть на свете.