— Полноте! — воскликнул Людовик XIII. — Пусть он едет в полном спокойствии, и я даю вам мое королевское слово, что ему причинят не больше вреда, чем вам.
Король вполне мог взять на себя такое обязательство, ибо рассчитывал арестовать обоих.
Великий приор поехал в Бретань, а уже через день двор отправился в Блуа.
Кардинал двинулся в путь накануне, сославшись на то, что плохое состояние здоровья вынуждает его передвигаться короткими переездами. Выехав за сутки до короля, он, тем не менее, прибыл лишь на следующий день после него и, найдя город чересчур шумным, удалился в прелестный небольшой дом, находящийся в одном льё от города и носящий название Борегар.
Через два или три дня после того, как король поселился в замке, в Блуа в свой черед прибыли великий приор и его брат. В тот же вечер они были приняты королем, пригласившим их на охоту, которая должна была состояться на следующий день; однако братья ответили, что они благодарят короля, но просят дать им день отдыха. Чтобы засвидетельствовать свое почтение его величеству, они проскакали во весь опор восемьдесят льё! Король обнял их обоих и пожелал им покойной ночи.
В три часа утра, не желая нарушать данного им обещания, что Сезару де Вандому причинят не больше вреда, чем великому приору, король приказал арестовать их обоих и отвезти в Амбуаз.
Понятно, какой шум наделал арест двух сыновей Генриха IV.
Как и все другие, Шале узнал об их аресте. Перед этим он продолжал видеться с кардиналом и, поскольку кардинал продолжал оказывать ему радушный прием, думал, полагаясь на полученное обещание, что все, кто участвовал в попытке устранить кардинала во Флёри, находятся под защитой этого обещания.
Видя, что великий приор и его брат арестованы, он бросился к Ришелье и потребовал исполнения данного им слова.
Кардинал ответил ему, что господин великий приор и господин де Вандом были арестованы не как участники заговора Флёри или его зачинщики, а из-за того, что они давали дурные советы монсеньору герцогу Анжуйскому: один изустно, а другой письменно.
Шале удалился, весьма раздосадованный этим ответом.
И потому, поразмыслив какое-то время, он счел, что честь побуждает его обратиться к кардиналу с решительным заявлением: это заявление состояло в том, что он забирал назад свое слово и просил кардинала не рассчитывать на него впредь; однако найти кого-нибудь, кто согласился бы отнести подобное уведомление министру, оказалось затруднительно.
Два или три человека, прекрасно осведомленных об опасности, которой они подверглись бы, ответили отказом.
Тогда Шале решил написать кардиналу и в самом деле послал ему письмо.
Почти сразу после этого он возобновил отношения с г-жой де Шеврёз, которая прежде была его любовницей.
Это было объявление войны, куда более явное, чем написанное им письмо.
С этого времени Шале в замыслах кардинала была уготована роль козла отпущения в первом же затеянном заговоре.
К тому же Ришелье догадывался, что Шале не будет сидеть смирно и немедленно начнет интриговать.
Кардинал стал ждать.
Ожидание оказалось недолгим.
Герцог Анжуйский, чрезвычайно напуганный неожиданным арестом двух своих братьев, принялся с еще большей энергией искать убежище за границей или какую-нибудь сильную французскую крепость, под защитой стен которой он мог бы оказывать сопротивление кардиналу и диктовать свои условия.
Шале предложил молодому принцу служить ему посредником.
Предложение было принято.
Шале принялся за дело.
Он написал одновременно графу Суассонскому, исполнявшему обязанности губернатора Парижа; маркизу де Ла Валетту, исполнявшему обязанности губернатора Меца, и маркизу де Легу, фавориту эрцгерцога, в Брюссель.
Ла Валетт ответил отказом, но не из-за кардинала, на которого он должен был жаловаться, как и вся французская знать, а потому, что мадемуазель де Монпансье приходилась ему близкой родственницей и он не был склонен вступать в заговор, имевший целью расстроить ее брак с сыном короля Франции.
Граф Суассонский дал согласие и, более того, послал к герцогу Анжуйскому некоего Буайе, который от его имени предложил принцу пятьсот тысяч экю, восемь тысяч пехотинцев и пятьсот конников, если тот пожелает немедленно присоединиться к нему в Париже.
Что же касается маркиза де Лега, то позднее мы увидим, как складывались переговоры с ним.