Впрочем, Вуатюр заставил говорить о себе со времен учебы в коллеже. Еще на школьной скамье он сдружился с г-ном д'Аво, который позднее стал любовником г-жи де Сенто, жены казначея. Несмотря на ревнивый характер мужа, г-н д'Аво стал бывать у этой дамы, и, Вуатюр, опасаясь, что с другом может случиться какое-нибудь несчастье, провожал его до дверей ее дома; однако дальше путь ему был заказан, и он поджидал его там. Скучая в ожидании, Вуатюр пристроился к ее соседке, родившей от него дочь по имени Латуш.
Наконец, благодаря ожиданию у дверей, Вуатюр проник внутрь и в свой черед стал вторым хозяином дома.
Одно его письмо, которое получило большое распространение и произвело в свое время очень сильное впечатление, адресовано г-же де Сенто.
Оно несет на себе следующую надпись:
«Госпоже де Сенто, посылая ей французский перевод "Неистового Орландо" Ариосто».
Так что Вуатюр уже пользовался известностью, когда однажды г-н де Шодбонн — г-н де Шодбонн происходил из Дофине, из семейства дю Пюи-Сен-Мартен, и был лучшим другом г-жи де Рамбуйе — так вот, повторяем, г-н де Шодбонн встретил его в одном доме и сказал ему:
— Господин Вуатюр, вы слишком галантный человек, чтобы оставаться среди буржуа; мне следует вытащить вас оттуда.
Он незамедлительно поговорил об этом с г-жой де Рамбуйе, и она дала ему разрешение привести поэта к ней.
Вуатюр говорит об этом в одном из своих писем:
«С тех пор как благодаря г-ну де Шодбонну я снискал милость госпожи и мадемуазель де Рамбуйе ...»
Для сына мелкого виноторговца внезапный переход из среды буржуа в один из самых аристократических салонов Парижа стал трудным испытанием, но Вуатюр вышел из него победителем. Вскоре он стал душой и утехой всех жеманников и жеманниц и в итоге дал отставку г-же де Сенто, которая вначале наделала из-за него несусветных глупостей, а в конце концов осталась верной ему до самой смерти.
Вуатюр был небольшого роста, но хорошо сложен; он сам набросал свой портрет в письме к какой-то неизвестной даме:
«Рост мой на два-три дюйма меньше среднего, наружность достаточно красивая, на голове шапка седых волос, взгляд мягкий, но немного блуждающий, а выражение лица изрядно простодушное».
Согласно хронике того времени, он более, чем кто- либо еще, старался понравиться дамам; его главными страстями были любовь и игра, но игра преобладала над любовью: он играл с таким пылом, что всегда после игры, а порой и в ее разгаре ему приходилось менять рубашку.
Когда Вуатюр оказывался среди незнакомых ему людей, он обычно молчал, и ничто не могло заставить его заговорить. К тому же он был подвержен резким сменам настроения, даже в общении с теми, кому хотел нравиться. То ли по рассеянности, то ли в силу бесцеремонности он позволял себе порой странные выходки; однажды он на виду у всех, в присутствии принцессы де Конде, снял свои калоши, чтобы отогреть ноги; носить калоши было само по себе достаточно неприлично, но снять их — это было уже слишком!
Впрочем, поскольку знатные вельможи принимали его таким, Вуатюр и вовсе счел излишним стесняться. Герцог Энгиенский сказал о нем:
— По правде сказать, будь Вуатюр из нашего круга, его невозможно было бы терпеть.
Госпожа де Рамбуйе уверяла, что его оплошности, его рассеянность и его бесцеремонность оттолкнули от него многих друзей; но что касается ее самой, то она в конечном счете настолько к ним привыкла, что не испытывала от его присутствия никакого смущения; если у него было настроение побеседовать, она заводила с ним беседу; если же у него было настроение помечтать, она оставляла его в покое, а сама в это время делала все то, что ей нужно было делать.
Вуатюр был большим волокитой и любезничал со всеми женщинами подряд. Это настолько вошло у него в привычку, что зачастую он уже не осознавал, кому адресованы его любезности. Мадемуазель де Шале, компаньонка маркизы де Сабле, рассказывала, что однажды, в то время, когда она была воспитательницей мадемуазель де Кервено, Вуатюр пришел ее навестить и вздумал поухаживать за мадемуазель де Кервено, которой было в то время всего двенадцать лет! Однако мадемуазель де Шале этому воспрепятствовала; и тогда Вуатюр направил все свои любезности на младшую сестру мадемуазель де Кервено, которой шел только восьмой год! Мадемуазель де Шале позволила ему отвести душу, а затем, когда он поднялся и взял свою шляпу, намереваясь уйти, промолвила: