Выбрать главу

Однако в связи с этой новой любовью с ним произо­шла странная история: дело в том, что неверный любов­ник графини де Гиш встретил со стороны г-жи де Гершевиль такой же отпор, какой за пятнадцать лет до этого он встретил со стороны мадемуазель де Тиньонвиль.

Генрих сделал ей брачное предложение, как это мог бы сделать в наши дни студент, желая соблазнить гризетку; но маркиза ответила королю, что, будучи вдовой простого дворянина, она осознает, что у нее нет никаких прав на подобную честь; и тогда Генрих, видя, что он имеет дело с поистине неприступной крепостью, отступил, но, желая оставить у г-жи де Гершевиль добрую память о любви, которую питал к ней король, выдал ее замуж за Шарля Дюплесси, сеньора де Лианкура, графа де Бомона, кава­лера королевских орденов, сказав при этом:

— Поскольку вы по-настоящему дама чести, вы ста­нете придворной дамой той королевы, какую я возведу на трон, женившись на ней.

И он в самом деле сдержал слово: маркиза де Герше­виль, ставшая маркизой де Бомон, была первой придвор­ной дамой, которую король представил Марии Медичи, ставшей его женой. Пока г-жа де Гершевиль изумляла своих современников, оказывая сопротивление королю Наваррскому, сам он запасался терпением благодаря милостям, которые оказывала ему Шарлотта дез Эссар, графиня де Роморантен.

Вследствие этой любовной связи у Шарлотты дез Эссар родились две дочери: одна, Жанна Батиста де Бурбон, была официально узаконена в марте 1608 года; другая, Мария Генриетта де Бурбон, умерла 10 февраля 1629 года, будучи аббатисой Шелльской.

Первая была замечательной женщиной. Назначенная в 1635 году аббатисой монастыря Фонтевро, она стала сла­вой своего ордена благодаря своим дарованиям, уму и твердости; ей даже удалось добиться указа, предписыва­вшего приорам этого ордена титуловать ее «матерью», обращаясь к ней устно или письменно. Такое звание, надо полагать, было великой честью, и Жанна Батиста Бурбонская явно придавала ему очень большое значение, ибо, когда в возрасте девяноста лет она лежала на смерт­ном одре и соборовавший ее приор Фонтевро произнес, протягивая ей облатку: «Сестра моя, причаститесь святых тайн», она ответила, глядя ему в лицо: «Именуйте меня "мать моя": это предписывает вам указ!»

Однако она далеко не всегда была столь же довольна изданными в отношении нее указами. Когда президент Арле издал один из таких указов, направленный против нее, она приняла это так близко к сердцу, что в гневе примчалась к нему, чуть ли не отругала его и закончила свою речь словами:

— Известно ли вам, сударь, что во мне течет кровь Генриха Четвертого?

— О, да, сударыня, — отвечал президент, — я знаю, что она в вас течет, и даже очень горячая, очень горя­чая!

В 1630 году, то есть в возрасте сорока одного года, ее мать вышла замуж за Франсуа де Л’Опиталя[11], сеньора дю Алье, «который, — говорит ее историк, — воспринимал ее как вдову принца».

Как видите, дорогие читатели, всегда есть возмож­ность все уладить, и люди, которые останавливаются перед трудностями, вместо того чтобы просто-напросто набросить на них расцвеченный словами покров, боль­шие глупцы.

Кстати, мы забыли сказать, что в промежутке между ее разрывом с Генрихом IV и ее бракосочетанием с Франсуа Л’Опиталем она родила от кардинала де Гиза шесть детей.

Она умерла в июле 1651 года, и в письме XXVI своей «Исторической музы» Лоре сообщает о ее смерти так:

В понедельник, представьте, как ни жаль,

Отдала Богу душу мадам Л’Опиталь.

Так хотелось бедняжке еще пожить,

Но, увы, прервалась дней ее нить.

Хоть немало было старушке лет,

Неохотно она покидала свет.

Прежде чем испустить навеки дух,

Обращаясь к Богу, молвила вслух:

«Да неужто, помилуй, Господи, нас,

Вижу я свет дня в последний раз?»

Но супругу мадам горевать ни к чему —

От потери жены профит ему!

Наконец-то бедняга сможет сам

Выбирать из достойных девиц и дам,

В том числе и благородных кровей, —

Всё, поди-ка, лучше, чем быть при ней.[12]

Пока любовный роман Генриха IV и Шарлотты дез Эссар был в самом расцвете, в стране произошли важ­нейшие политические события, которые мы вкратце упо­мянем.

Генрих Беарнский и Генрих Валуа помирились.

«Страх, — говорит Священное Писание, — есть начало мудрости».

Увидев своего врага в трех льё от себя, Генрих Валуа испугался и предложил ему начать переговоры.

Генрих Беарнский поостерегся отказываться от мира, предложенного ему королем Франции.