Когда галера причалила к берегу, будущую королеву встречал коннетабль Франции. Четыре консула Марселя вручили ей ключи от города, и под балдахином из серебряной парчи она была препровождена во дворец. Одета она была на итальянский лад — в платье из голубой шитой золотом парчи, с полностью закрытой грудью, очень просто причесана и не напудрена.
В Авиньоне ее встречал Суарес, городской судья: преклонив колено, он обратился к ней с приветственной речью, в то время как три самые красивые в городе девушки, переодетые грациями, поднесли ей ключи от городских ворот.
Архиепископ встретил Марию Медичи в своей церкви и там благословил ее вместе с ее потомством.
Знал ли архиепископ уже тогда, что следует думать о потомстве, которое он благословил?
Консулы города поселили ее в главном дворце и подарили ей сто пятьдесят золотых медалей, на лицевой стороне которых были помещены изображения принцессы и короля, а на оборотной — города Авиньона.
Наконец в субботу, 2 декабря, она прибыла в Лион и при свете факелов вступила в город через ворота Дофина, над которыми виднелась надпись:
Для встречи нашей госпожи, принцессы столь прекрасной,
Быть может, стоило б и впрямь иначе нарядиться,
Но украшения свои приберегли мы не напрасно —
Еще встречать дофина нам, что у нее родится.
Королева ожидала приезда короля целую неделю. Генриха IV, который на почтовых выехал из Савойи, задержали плохие дороги и Генриетта д'Антраг.
Супруги стоили друг друга: если она явилась со своими любовниками, то он приехал со своей любовницей.
Король прибыл в одиннадцать часов вечера, но ему пришлось очень долго ждать у въезда на Лионский мост, прежде чем его пропустили через заставу: он не хотел никому сообщать о своем приезде.
Мария Медичи ужинала после бала, устроенного в ее честь.
Генрих смешался с толпой, чтобы увидеть принцессу, и нашел ее не особенно красивой. Ее портрет, присланный Генриху, был написан за десять лет до этого.
Высокая, крупная и толстая, она выглядела унылой и суровой; кроме того, она не знала французского языка — языка еретиков, по ее словам.
Тем не менее король не постеснялся назваться, проявляя при этом свою обычную галантность, и весело сказал принцессе:
— Вот и я, сударыня. Я приехал верхом и не захватил с собой постели; ну а коли так, то, поскольку здесь веет страшным холодом, я прошу вас уступить мне половину вашей постели.
Мария почтительно поклонилась королю и хотела опуститься на колени, чтобы поцеловать ему руку, но Генрих не позволил ей сделать это: он поднял ее и расцеловал в обе щеки, проявляя ту милую учтивость, какой ему так хорошо удавалось сопровождать свои комплименты.
Затем, после краткого рассказа о задержках, которые ему пришлось претерпеть в пути, и беглого упоминания о своих военных победах над герцогом Савойским, он в свой черед отправился ужинать; однако четверть часа спустя он вернулся в спальню принцессы.
Скажем попутно, что в какой бы час туда ни входили, спальню эту охраняла какая-то уродина — низенького роста, смуглолицая и с горящими, как угли, глазами вроде тех, какими Данте наделил своего Харона.
То была молочная сестра королевы, дочь плотника, требовавшая называть ее дворянским именем Элеонора Галигаи.
Именно она держала в руках нить, с помощью которой приходила в движение неуклюжая и глупая кукла, прибывшая из Флоренции.
Галантные кавалеры чрезвычайно не понравились Генриху IV.
Но, вероятно, молочная сестра не понравилась ему еще больше. Казалось, она была там, дабы охранять от того единственного, кто имел право туда войти, дверь в спальню своей хозяйки.
Генрих IV вошел, хотя ничто его туда не влекло. В ту же ночь, говорит история, брак был довершен.
Королевский двор остался в Лионе, чтобы завершить дела с Савойей и заключить мир; все было закончено за полтора месяца. Королева, беременная дофином Людовиком XIII, прибыла в Париж в марте 1601 года; вначале она остановилась в доме г-на де Гонди, своего первого свитского дворянина, затем провела несколько дней в роковом доме Заме, где несчастную Габриель настигла смерть, том доме возле Бастилии, который назывался позднее дворцом Ледигьер, и, наконец, уже оттуда переехала в Лувр, заняв там приготовленные для нее покои.
С первыми весенними днями король перевез ее из Лувра в Сен-Жермен, где по его приказу был построен новый замок; затем он отправился праздновать юбилей в Орлеан и заодно заложил первый камень церкви Святого Креста.