После своего приезда королева довольно холодно, что вполне понятно, приняла маркизу де Верней, представленную ей по приказу короля и явившуюся в сопровождении старой герцогини Немурской.
Тем не менее одна женщина взялась примирить жену и любовницу. Это была Элеонора Галигаи, которой королева хотела дать звание камерфрау и которой, несмотря на настояния королевы, король отказал в этом звании.
Видя, что она ничего не может добиться с этой стороны, Элеонора явилась к маркизе де Верней и пообещала ей, что если та пожелает похлопотать за нее и добиться для нее места камерфрау, которое ей страстно хотелось получить, то она, со своей стороны, сделает так, что маркиза, в соответствии со своим желанием, будет иметь большой вес при королеве.
Соглашение, заключенное на этих условиях, было добросовестно выполнено обеими сторонами.
Элеонору назначили камерфрау, а маркиза де Верней была с большей благожелательностью принята королевой.
Генрих IV воспользовался этим минутным расположением Марии Медичи к г-же де Верней, чтобы поселить маркизу в Лувре.
Кстати, в это время беременны были обе: и королева, и любовница.
Это совпадение вновь вызвало некоторую ревность у Марии Медичи, но г-жа де Верней оказала ей новые услуги.
Элеонора хотела выйти замуж за Кончини, ставшего впоследствии маршалом д'Анкром. Однако король, питавший отвращение и к итальянке, и к итальянцу, не давал согласие на их брак.
В дело вмешалась маркиза де Верней, и, к великому удовольствию Марии Медичи, этот брак был заключен.
27 сентября 1601 года королева родила дофина, будущего Людовика XIII. Он родился по прошествии девяти месяцев и восемнадцати дней после довершения брака, на десятом лунном месяце.
Этьенн Бернар, главный судья Шалонского судебного округа, сочинил по поводу этого рождения следующее двустишие, заключающее в себе год, день недели, знак зодиака, месяц и час рождения Людовика XIII:
LVce JoVIs prIMA, qVa soL sVb LanCe refVLget,
NATA SALVS REGNO EST, JVSTlTlAEQVE CAPVT.[32]
В этом двустишии буквы с цифровым значением в совокупности дают 1601 год.
Первый стих извещает, что дофин родился в сентябре, в четверг; второй — что родился он под знаком Весов; именно из-за этого обстоятельства, простодушно добавляет историк, Людовику XIII было дано прозвище Справедливый.
В лице ребенка не было ни единой отцовской черты, да и в характере, как стало ясно впоследствии, у него не было никакого сходства с отцом.
Ничего со стороны Бурбонов, ничего со стороны Валуа.
А самое главное, ничего со стороны Франции.
Что же касается маркизы де Верней, то она тихо, без всякого шума, родила в конце октября мальчика, который получил при крещении имя Гастон Генрих и был сначала епископом Меца, а затем герцогом де Вернёем.
В связи с благополучным разрешением королевы от бремени состоялся грандиозный праздник; главной его частью стал придворный балет (мы не знаем, был ли это тот самый балет, по поводу которого советовались с Сюлли). Для исполнения балета королева выбрала пятнадцать самых красивых придворных дам; маркиза де Верней была в их числе. Епископ Берто сочинил по поводу этого балета поэму, в которой он поведал зрителю, что королева и пятнадцать дам представляли шестнадцать добродетелей. С лирой в руках и в сопровождении девяти муз Аполлон выходил на сцену, после чего там нараспев произносились стихи, рефреном которых были слова:
Восславить все должны величье человека,
Величье короля, что служит славой века!
Во втором действии балета танцевали восемь фрейлин королевы; в третьем действии появлялась сама королева со своей свитой, разделенной на четыре четверки танцовщиц.
Бриллианты и самоцветы, которыми были украшены дамы, составлявшие эти четверки, испускали столь невероятное сияние, что подобного ему никто еще никогда не видел.
Даже король был ослеплен этим зрелищем и, повернувшись к папскому нунцию, спросил его:
— Монсеньор, вы видели когда-нибудь стаю блистательнее этой?
— Bellissimo, — ответил нунций, — е pericolosissimo! (Она великолепна и очень опасна!)
К несчастью, это доброе согласие, царившее между королем, его женой и его любовницей, длилось недолго.
Госпожа де Виллар, сестра Габриель, еще при жизни герцогини де Бофор ловившая на себе взгляды короля, видела в маркизе де Верней лишь соперницу и беспрестанно мечтала отомстить ей.
Она нашла общий язык с королевой, которая под личиной дружбы питала к маркизе чисто флорентийскую неприязнь.
Королева охотно присоединилась к этим планам мщения.