Этот Равальяк был связан с г-ном д'Эперноном и привез в Неаполь письма от него.
Вдобавок, Лагард сказал, что после этого его повели к иезуиту по имени отец Алатон, который был дядей первого министра Испании, и что там его побуждали убить короля, действуя сообща с Равальяком. Для этого следовало выбрать момент, когда король будет охотиться.
Лагард, не ответив ни да ни нет, покинул Неаполь и отправился во Францию.
По дороге он получил письмо, в котором его снова побуждали убить короля.
Прибыв в Париж, Лагард первым делом попросил аудиенции у короля. Получив ее, он обо всем рассказал королю и показал ему письмо. Все это настолько хорошо согласовывалось с предчувствиями Генриха IV, что он глубоко задумался.
— Хорошенько храни это письмо, друг мой, — промолвил он. — Однажды оно понадобится мне, а в твоих руках оно будет в большей безопасности, чем в моих.
Все обстоятельства совпадали: ко двору явилась какая-то монашенка, имевшая видения, и видения эти состояли в том, что следует короновать королеву.
А зачем короновать королеву? Ответ был прост: королеву следовало короновать, поскольку со дня на день король мог быть убит.
Король никому ничего не сказал ни об откровении Лагарда, ни о видениях монашенки; однако он покинул Лувр и отправился в Иври, в дом, принадлежавший капитану королевских гвардейцев.
Утром, не в силах сдерживаться, он поспешил к Сюлли, чтобы все ему рассказать.
В «Мемуарах» Сюлли об этом говорится так:
«Король приехал сказать мне, что Кончини ведет переговоры с Испанией; что Пасифея, приставленная Кончини к королеве, уговаривает ее короноваться; что он прекрасно сознает, что их замыслы могут осуществиться лишь с его смертью и, наконец, что он располагает сведениями, будто его должны убить».
Сделав это признание, король попросил Сюлли приготовить для него небольшие покои в Арсенале. По его словам, четырех комнат ему было бы достаточно.
Все это происходило как раз в то время, когда Бассомпьер принес королю портрет г-жи де Конде.
Однако, казалось, бедного короля ни на мгновение не оставляли в покое: ни в политике, ни в любви.
Господин де Конде, который в течение полутора месяцев никоим образом не нарушал спокойствие жены, забыв воспользоваться своими супружескими правами, г-н де Конде, подталкиваемый своей матерью, которая была обязана Генриху IV всем, похитил свою жену и укрыл ее в Сен-Валери.
Это сопротивление г-на де Конде, оберегавшего свое супружество, подняло его на высоту политического врага.
Кроме того, зная характер короля, кое-кто полагал, что он наделает глупостей; наделав глупостей, он пере- 154
станет скрывать свои чувства, а когда он перестанет скрывать свои чувства, его легче будет убить.
И в самом деле, король отправляется вдогонку за принцессой один, переодетый в чужое платье; по дороге его задерживают, и, чтобы продолжить путь, ему приходится назвать себя.
Узнав об этой затее короля, г-н де Конде снова спасается бегством и увозит свою жену в Мюре, близ Суассона.
Генрих IV не может сдержать себя. Ему становится известно, что принц де Конде едет вместе с женой на охоту. Король прилаживает фальшивую бороду и отправляется в путь.
Однако принца де Конде вовремя предупреждают, и он откладывает охоту.
Через несколько дней принца де Конде и его жену пригласил на обед их сосед, дворянин-помещик, и они поехали к нему.
Однако этот дворянин оказался сообщником короля, и через дыру, проделанную в стенном ковре, за которым король спрятался, несчастный влюбленный мог в свое удовольствие наблюдать ту, что заставляла его проделывать все эти глупости.
На обратном пути они встретились с г-ном де Бенё, который сделал вид, что он едет повидать свою невестку, жившую в этих краях. Господин де Бенё ехал в почтовой карете, и управлял ей форейтор, пол-лица которого скрывал пластырь.
Этим форейтором был король. Принцесса и ее свекровь прекрасно его узнали.
Королю казалось, что он сошел с ума. Его мучила нестерпимая ревность.
Он отправился к коннетаблю и посулил ему золотые горы, если тот убедит дочь подписать прошение о расторжении брака.