Маршал приказал двум своим лакеям поколотить сапожника прямо в его лавке; однако при первых же криках сапожника сбежался народ, и лакеев повесили перед входом в лавку.
Вскоре раздражение против этого иностранца достигло предела. Маршал уже не осмеливался передвигаться по Парижу, не имея при себе свиты из ста конников.
И вот однажды над его головой собралась и разразилась первая гроза, предвестница другой, еще более страшной.
Перед дворцом маршала собралась толпа; несколько бунтовщиков вначале принялись бросать камни в окна; затем они взяли бревна, лежавшие перед Люксембургским дворцом, который в то время строился, и, сделав из этих бревен таран, высадили дверь маршала.
Толпа ворвалась во дворец, где оказалось более чем на двести тысяч франков мебели, которую тут же стали растаскивать и ломать. На следующий день, когда внутри дома уже не оставалось ничего, что можно было бы растаскивать и ломать, принялись крушить дом. К счастью, подоспели роты гвардейцев под командованием г-на де Лианкура. К этому времени от крыши остались только голые стропила.
О маршале д’Анкре говорили, что он управлял Францией, не будучи французом; носил титул маркиза, не будучи дворянином, и имел звание маршала, никогда не воевав.
Но что особенно озлобляло против него малых и великих, так это его баснословное богатство.
Незадолго до своей смерти он говорил Бассомпьеру:
— У нас добра по меньшей мере на миллион во Франции, в маркизате д’Анкр; в нашей собственности Лезиньи в Бри, мой дом в предместье и этот. Я выкупил свое родовое поместье во Флоренции, которое было в залоге; сверх того, я поместил более ста тысяч ливров во Флоренции и столько же в Риме; не считая того, что мы потеряли во время разграбления нашего дома, у нас примерно на миллион столовой посуды, мебели, драгоценных камней и наличности. Я и моя жена располагаем должностями на миллион, даже если продавать их крайне дешево, и это не считая должностей в Нормандии и удерживая за собой звание маршала Франции; это должности первого дворянина королевских покоев, интенданта личной свиты королевы и камерфрау. Наконец, я вложил шестьсот тысяч экю в Фейдо, более ста тысяч пистолей в другие дела, и при всем том я не говорю о денежном мешке моей жены, а он, должно быть, набит довольно туго ... Не кажется ли вам, сударь, что нам следует этим удовольствоваться?
«Да, разумеется», — должно быть, подумал Бассомпьер, который был благороден как король, но беден как церковная крыса.
Так что, как я и говорил, существовало уже несколько планов в отношении того, как избавиться от этого человека.
Один из этих планов замышляли вельможи, присутствовавшие в доме принца де Конде, когда во время обеда, данного в честь лорда Хэя, туда явился маршал.
Другой план вынашивался в ближайшем окружении короля. Под предлогом охоты в Сен-Жермене король должен был сесть на коня, покинуть Париж и бежать в Амбуаз, находившийся в управлении Люина; там к нему присоединились бы сеньоры; однако этот план остался тщетным и бесплодным, поскольку король, приложив к нему руку, затем забросил его.
Наконец Людовик XIII остановился на последнем замысле, который состоял в том, чтобы арестовать маршала в его собственных покоях — это должен был сделать Ножан-Ботрю, капитан гвардейцев, — препроводить его в Бастилию и отдать под суд Парламента; однако королю наглядно доказали, что королева-мать не позволит устроить суд над своим фаворитом и что затевать такое дело, не будучи уверенным в его успешном завершении, безумно опасно.
Чем же занимались два молодых человека, сидя в самом удаленном уголке сада Лувра, в то время как в трех шагах от них сорокопут клевал мозг только что пойманного им воробья? Они изыскивали четвертый способ отделаться от маршала.
— Так что же? — после минутного молчания спросил король у Люина.
— Полагаю, я придумал, что делать, — ответил Люин, — но надо, ваше величество, чтобы вы пожелали этого.
— Я желаю, — произнес король.
— Твердо?
— Твердо!
И лицо юного государя приняло выражение, в котором нельзя было ошибиться.
— Тогда, — сказал Люин, — вот что следует сделать ...
И, приблизив губы к уху короля, Люин предложил ему новый план, который он только что придумал.
Король явно одобрил этот замысел, ибо время от времени кивал в знак согласия.
Затем они оба встали, король вернулся в свой оружейный кабинет, а Люин отправился к Дю Бюиссону, отвечавшему за ловчих птиц короля, и постучал в его дверь.