Выбрать главу

Миоссан, у которого не было секретов от королевы Наваррской с тех пор, как она спасла ему жизнь и, воз­можно, сделала его жизнь приятной, предупредил ее об этом замысле.

Терпимость беарнца, как видим, имела как хорошую, так и плохую стороны.

То ли потому, что Маргарита испугалась опасностей, которым могли подвергнуться во время своего бегства два принца, то ли потому, что ее уязвило, что ее не посвя­тили в тайну, она, в свой черед, рассказала все королеве Екатерине, но на условии сохранения жизни мужу и брату; однако бедняжке не было известно, что ее возлю­бленный Ла Моль в надежде не разлучаться с ней всту­пил в этот заговор и вовлек туда своего друга Коконаса.

В итоге жизнь Генриха Беарнского и герцога Анжуй­ского была спасена, но Ла Моля и Коконаса казнили на Гревской площади, тела их четвертовали и повесили на четыре виселицы, а головы насадили на колья.

Именно эти головы вспоминал Генрих Беарнский в минуту супружеской ненависти, упрекая свою жену Мар­гариту де Валуа и ее подругу Генриетту де Клев, герцо­гиню Неверскую, за то, что те под покровом ночи сняли эти головы с кольев, на которых они были выставлены на всеобщее обозрение, и своими собственными прелестными ручками захоронили их в часовне святого Мартина у подножия Монмартра.

II

Едва несчастная Маргарита утешилась после гибели Ла Моля, как новая трагедия, не менее страшная, снова погрузила ее в подобное же отчаяние.

Бюсси, храбрый Бюсси д'Амбуаз, был убит графом де Монсоро, который заставил свою жену, Диану де Мери­дор, назначить Бюсси свидание и, приведя с собой два­дцать человек, с их помощью убил его.

О, согласимся, что его гибель вполне могла повергнуть в отчаяние женщину, будь даже эта женщина короле­вой.

У несчастной Маргариты, которая, согласно ее «Мему­арам», была столь невинна, «что через неделю после своей свадьбы она не знала, довершен ли был ее брак», и, оправ­дывая простодушие своего ответа на вопрос королевы Екатерины: «Исполнил ли король, ее муж, свой супруже­ский долг?», говорит, что она оказалась «в положении той римлянки, которая, отвечая на упреки своего мужа, что она не уведомила его о том, что у него дурное дыхание, заявила: "Не будучи никогда близка ни с кем, кроме вас, я полагала, что у всех мужчин такое"»[5], у несчастной Мар­гариты не хватило духа отречься от Бюсси.

«Он был рожден, — говорит она в своих "Мемуарах", — чтобы быть ужасом для своих врагов, гордостью для своего повелителя и надеждой для своих друзей».

Бюсси, со своей стороны, горячо любил королеву Маргариту, так превосходно почтившую его память.

Однажды, когда во время яростной дуэли, случившейся у него с капитаном Пажем, офицером полка Ланкома, он подмял под себя этого капитана и готовился убить его, чтобы исполнить свою клятву, что тот умрет только от его руки, поверженный противник вскричал:

— Именем той, которую вы любите больше всего на свете, прошу у вас пощады!

Эта просьба дошла до самого сердца Бюсси, и, под­нимая одновременно колено и шпагу, он произнес:

— Что ж, иди ищи по всему свету самую красивую принцессу, самую прекрасную даму в мире, бросься к ее ногам, поблагодари ее и скажи ей, что это из любви к ней Бюсси сохранил тебе жизнь.

И капитан Паж, не спрашивая, кто эта прекрасная дама и принцесса, отправился прямо к Маргарите де Валуа и, став перед ней на колени, поблагодарил ее за то, что она спасла ему жизнь.

Но и прекрасная королева невероятно любила своего храброго Бюсси! Она рассказывает в своих «Мемуарах», что однажды он с двадцатью бойцами выступил против трехсот солдат и потерял лишь одного своего товарища; «при этом, — добавляет она, — одна рука у Бюсси была на перевязи».

Генрих IV, явно смирившийся с безрассудствами своей жены, однажды был, тем не менее, безжалостен к ней, и произошло это из-за Бюсси. Возможно, Генрих IV, муже­ственность которого проистекала из его нравственной силы, не мог простить этому герою, мужественность которого имела основой его чувственность, что тот лучше одарен от природы, чем он сам.

В своих любовных отношениях с Бюсси королева Мар­гарита пользовалась услугами девицы благородного про­исхождения, которую она сделала не только своей наперсницей, но и посредницей: это была Жилонна Гойон, дочь Жака де Матиньона, маршала Франции, которую все дружески называли Ла Ториньи. Король Карл IX, настроенный Генрихом IV, проникся ненави­стью к бедной девушке и потребовал, чтобы она была удалена от двора.