Выбрать главу

В итоге гвардейцы королевы были разоружены; Витри поставил на их место двенадцать гвардейцев короля и столько же их поместил у малого крыльца.

Витри доложил королю о том, что произошло. Людо­вик XIII кивнул в знак одобрения, а затем добавил:

— Завтра следует запретить господину де Шартру, Бре­сьё и Ла Мотту входить к королеве; следует также заму­ровать внутренние двери, соединяющие ее покои с моими. Моей матери по-прежнему будут прислуживать ее придворные дамы и офицеры, но при этом всегда будут присутствовать два королевских гвардейца, и так будет до тех пор, пока я не утвержусь как следует. Ну а покамест пусть у нее потребуют ключи от всех комнат, расположенных под моей спальней; кроме того, пусть швейцарцы изрубят топорами подъемный мост, связы­вающий спальню королевы-матери с ее садом.

Этот был как раз тот мост, который называли мостом Любви.

Примерно в то самое время, когда король отдавал эти приказы, то есть около половины двенадцатого утра, Бассомпьер, узнавший новость об убийстве маршала д’Анкра и шедший поздравить с этим событием короля, повстречал на мосту г-жу де Рамбуйе, которая держала в руках часослов.

— Ах, маркиза, — обратился к ней Бассомпьер, — куда это вы направляетесь?

— К мессе, разумеется, — ответила маркиза.

— К мессе?! Но о чем же еще вы можете просить Бога, если он только что соблаговолил избавить нас от мар­шала д'Анкра?

Поместив гвардейцев короля в передней королевы- матери, Витри послал стражников арестовать мар­шальшу.

Ее застали лежащей в постели. Мы уже знаем, по какому случаю она туда легла, надеясь защитить таким образом сокровища, упрятанные в тюфяке.

Стражники порылись всюду, но вначале ничего не нашли. Однако, поскольку было очевидно, что брилли­анты и драгоценные украшения должны были быть в комнате, маршальшу заставили подняться, чтобы порыться в ее постели. После розысков, длившихся всего лишь несколько минут, сокровища были найдены.

Читателю понятно, что все это не обошлось без того, чтобы стражники не запихали в собственные карманы самую малость предметов, которые оказались у них под рукой и пришлись им по вкусу.

В итоге, когда маршальша решила надеть свои чулки, ей уже не удалось найти их, а когда она порылась у себя в карманах, чтобы взять там деньги для покупки новых чулок, выяснилось, что карманы пусты.

Тогда она послала спросить у своего сына, которого удерживали пленником в другом месте, не найдется ли у него экю, чтобы она могла отправить слуг купить ей чулки. Мальчик собрал все, что нашлось в его к а р м а ш к а х, и послал матери четверть экю.

Затем, поскольку бедный ребенок плакал горючими слезами, узнав о гибели отца и аресте матери, а страж­ники уговаривали его набраться терпения, он промол­вил:

— Увы, так и придется сделать! Ведь мне не раз пред­сказывали, что я понесу кару за грехи моего отца!

Граф де Фиески — он происходил из рода того отваж­ного графа де Фиески, который за семьдесят лет до этих событий свалился в море, пытаясь захватить власть в Генуе, — претерпел немало мучений по вине маршальши д'Анкр, хотя и был конюшим царствующей королевы, что, впрочем, не являлось таким уж важным обстоятель­ством, ибо подлинной царствующей королевой была Элеонора Дори. Вначале она заставила его поселиться в одной из самых скверных комнат Лувра, а затем изгнала из окружения короля и королевы, поскольку в разговоре с королем он выставил ее в неблагоприятном свете. Но, когда ему стало известно о положении, в котором ока­зался юный Кончини, запертый в каком-то кабинете и до такой степени подвергавшийся издевательствам со стороны стражников, что он отказался от всякой пищи, желая, по его словам, умереть с голоду, граф де Фиески вспомнил, что бедный малыш был крестником короля Генриха IV, и отправился к Людовику XIII просить у него разрешения взять мальчика под свой надзор; затем, поскольку стражники похитили у своего юного пленника шляпу и плащ, граф дал ему плащ и шляпу своего лакея и отвел его в Лувр, в свою комнату.

Узнав, что мальчик находится в Лувре, молодая коро­лева, наслышанная о том, что он прекрасно танцует, послала за ним и, в то самое время, когда раны его отца еще кровоточили, а стражники препровождали его мать в тюрьму, потребовала, чтобы он исполнил у нее на гла­зах все танцевальные фигуры, какие были ему известны; и несчастный ребенок проделал все это, обливаясь сле­зами, но все же проделал, в надежде получить с ее сто­роны какую-нибудь поддержку для своей матери и для себя.